Чумная экспедиция (Сыск во время чумы)
Шрифт:
Прямо в исподнем Архаров отправился отыскивать Сашу Коробова.
Тот был в самом начале секретарской карьеры. Правда, его тут же приспособили к своим письменным делам прочие офицеры, однако свои обязательства перед Архаровым он осознавал весьма четко.
Архаров продиктовал записку Шварцу и тут же отправил с ней солдата на Никольскую. После чего решил наконец привести себя в человечье обличье. Он уже десять дней был в Москве - и все это время не имел возможности помыться толком. Опять же, бритье. Архаров знал, что не красавчик, однако ходить с порезанной и наспех запудренной рожей
Сегодня следовало выглядеть пристойно - Архаров собрался лично рапортовать графу Орлову о ночном приступе. Этим уже можно было похвалиться. Опять же - ловушка возле непонятно как вынырнувшего сундука. Архарову почему-то казалось, что слово «ловушка» непременно должно произвести самое выгодное впечатление.
Фомка был послан на кухню за горячей водой и пропал. Архаров сидел в гостиной, глядя, как просыпаются, перекликаются, одеваются прочие офицеры, когда дверь приоткрылась и в ней явилась сладкая морда сожителя и дармоеда Никодимки.
– Вашим милостям бриться угодно?
– спросил он.
– Так сразу бы за мной спосылали. С душевным наслаждением!
– Ты мне это брось. Ты так Марфу обхаживай, - огрызнулся Архаров. Но дармоеда прочь не погнал.
– Так Марфа Ивановна, царствие ей небесное, поди, уж не нуждается.
Никодимка тут же увидел разложенные цирюльные снаряды, попробовал бритву на ногте и объявил, что ее надобно править, иначе все личики Николаям Петровичам раздерет. Тут же разжился у кого-то ремнем для правки, натянул его, повжикал, отнял воду у явившегося Фомки и столь бурную деятельность развил, что Архаров из любопытства позволил ему себя брить, заранее приготовившись к словесному потоку.
Но работал Никодимка как раз молча. Рот разинул с самого начала и лишь единожды - послал Фомку за соленым огурцом. Огурец потребовался, чтобы сунуть его Архарову за щеку и натянувшуюся кожу выбрить особенно тщательно и гладко, и по росту, и против роста волосков.
Фомка только стоял, разинув рот, да ахал - ловко у Никодимки получались все нужные манипуляции. Наконец Архаров освидетельствовал пальцем физиономию и убедился в мастерстве дармоеда.
– Я и не то еще могу!
– похвастался Никодимка и потребовал щипцы, коими букли гнут.
Вскоре Архаров имел совсем пристойный вид - хоть в Зимний, в личный караул государыни.
Но граф Орлов этого вида не оценил. Его с утра захватил Волков с бумагами, часть из которых можно было подписывать, не глядя, а часть нуждалась в обсуждении. Он прямо в халате разбирался с ними, и по лицу можно было судить - не всякий документ с первого раза понимает.
– По следу идешь - это славно, - рассеянно сказал Орлов.
– И ловушка знатная. Как кого изловишь - доложи.
– Ваше сиятельство, я пользуюсь помощью мортусов, - объявил Архаров.
– Они немало помогли сей ночью при поимке мародеров. Кабы не они - мы бы много наших положили, и то неведомо, пробились бы в дом, либо нет.
– Как так?
– оживился граф.
– Они вызвались
– Все сие они сделали как волонтеры. И господин Самойлович рассказывал, что при бунте мортусы вместе со служителями обороняли от толпы бараки.
– Еще бы им не оборонять. Бунтовщики и их винили в том, что живых людей хоронят, - некстати вставил Волков.
– Премного вам, сударь, благодарны, а теперь, не обессудьте, прорва дел у его сиятельства.
– Что-нибудь дельного еще скажешь, Архаров?
– спросил граф. Спросил очень по-доброму, словно в надежде услышать что-то хорошее, задержать в кабинете преображенца и хоть малость отвлечься от бумаг.
– Ваше сиятельство, мортусам обещаны за службу послабления. Но многие из них свои провинности искупили. Нельзя ли сделать так, чтобы не возвращать их в тюрьмы?
– Послушай, Архаров! Это не гвардейского ума дело!
– возвысил голос Волков.
– Как управимся с чумой, найдется кому о твоих любезных мортусах позаботиться. И я не думаю, чтобы их подвиги при захоронении покойников хоть в малой мере уравновесили те злодеяния, за кои их повязали и осудили. Ваше сиятельство, время нас торопит, надобно депеши в столицу отсылать.
Тем графская аудиенция и кончилась.
Архаров был сильно собой недоволен. Хотел, как лучше, а, кажется, вовсе навредил мортусам.
Стоило бриться!…
Во дворе его ждал Шварц, прибывший, как по приказу, немедленно.
– Слушай, Карл Иванович, поручение для тебя есть, - сказал Архаров так, как если бы имел полное право гонять полицейских служащих с поручениями.
– Ты ведь в Зарядье свой. В приходе Всехсвятского храма, а может, и вовсе по соседству, есть некий человек, лет пятидесяти, образина широкая, гладкая, звания, похоже, купеческого, одевается на русский лад, в длиннополое… кажись, я его в таком темно-зеленом кафтане встречал, знаешь, что застегиваются на лапки? Узнай-ка мне, что это за человек.
– Таких людей может обнаружиться несколько, - предупредил Шварц.
– Ничего, я из них своего узнаю! Выясни также, не заказывал ли кто молебна за упокой души раба Божия Устина… сомнительно, чтоб заказывали, да ведь я и ошибиться мог… Да! И что говорят про двух человек - дьячка тамошнего Устина и его дружка, Митьку, что на всемирную свечу деньги собирал.
– Это все?
– спросил Шварц.
– Да, - не совсем уверенно отвечал Архаров.
– Честь имею кланяться, - Шварц действительно поклонился и пошел со двора.
– Постой, Карл Иванович!
Шварц обернулся.
– У вашей милости есть еще поручения?
– Нет, и этих довольно… так ты за них берешься?
Шварц посмотрел на Архарова с недоумением.
– Вы ведь изволили приказать, - напомнил он.
– Я не могу тебе приказывать, вот в чем беда, - буркнул Архаров.
– А кто может?
– полюбопытствовал Шварц.
– Мое непосредственное начальство, смею полагать, не скоро в Москву вернется. А коли моя задача - соблюдение в Москве всяческого порядка и благочиния, то я считаю себя вправе выполнять приказания особы, коя также заботится о порядке и благочинии.