Чувственность
Шрифт:
— Итак, — сказала она резко, — чего тебе надо?
Голос Роналда прозвучал удивительно ехидно:
— А что, вы куда-то спешите? Мне так не показалось.
Она постаралась не замечать растущего между ними напряжения. Если бы она была Марибель, то не сомневалась бы, что взгляд Роналда означает желание немедленно отправиться с ней в постель. Но он не хотел ее, Памелу. Он недвусмысленно дал ей это понять. Так в чем же дело?
Неожиданно Роналд взял ее за рукав. Она опустила глаза, рассматривая его длинные
— Синтетический, — прошептала Памела.
При звуке ее голоса Роналд вскинул глаза, словно она разрушила чары, его губы беззвучно шевелились. На самом деле он не собирался прикасаться к ней и только что с изумлением обнаружил, что сделал это.
— Гмм…
— Свитер, — пояснила Памела. — Он синтетический.
Его взгляд сделался странным, каким-то потерянным.
— Мягкий… на ощупь, — прошептал Роналд.
— Возможно, — заметила она сухо. — Ты хотел поговорить со мной?
Он помедлил, прежде чем ответить:
— Да, хотел. — Его взгляд скользнул по телу Памелы, заставив ее задрожать.
— Ну, так говори, — поторопила она.
— Может быть, это вы мне что-нибудь скажете? — спросил Роналд. — Например, почему вы на меня так смотрите?
Памела желала, чтобы ее сердце перестало биться в таком бешеном ритме. Как можно более ровным тоном она произнесла:
— Как это — так?
— Странно.
— Разве? Может быть, ты просто видишь то, что тебе хочется видеть?
На мгновение его взгляд расфокусировался. Глаза смотрели сквозь нее, и, казалось, он был далеко отсюда — может быть, снова переживал ту ночь, когда держал ее, обнаженную, в своих объятиях. Но это длилось недолго. Роналд вернулся. Его взгляд снова стал острым и пристальным.
— Не думаю, — произнес он.
— Я устала от твоих допросов. Если ты не интересуешься мною, какое тебе дело до моей личной жизни?
— Я на службе. Мне до всего есть дело.
— Я заметила это несколько ночей назад.
Его взгляд словно прожег ее насквозь.
— Да?
Конечно, заметила. Не в силах бороться с собой, Памела с нарочитой неторопливостью провела кончиками пальцев по отвороту его пиджака.
— Ты помешал мне работать только затем, чтобы удовлетворить свое любопытство?
Роналд перехватил ее руку, прижал к своей груди и мягко произнес:
— Не искушайте меня.
— О, — прошептала Памела насмешливо, — я думала, ты выше всего этого.
— Надеюсь, что так.
Памела понимала, что он прав. Не желая давать ему шанса вновь отвернуть ее, она отстранилась сама.
— Если хочешь знать, я всегда была домашней девочкой. Ни с кем не дружила, кроме Марибель…
Это была правда, горькая правда. У нее всегда было множество знакомых, и никогда — по-настоящему близких друзей.
Роналд вопросительно поднял бровь.
— И вы искали утешения у мужчин?
Памела
— Боюсь, ты понял меня превратно.
— Скорее всего, — неожиданно признал Роналд. — Послушайте, — добавил он, — я прошу прощения, Памела.
— Прощения?
— Да.
Его голос стал тише, пальцы вновь отыскали рукав ее свитера, а затем скользнули вниз. Их руки соприкоснулись, и опять словно бы электрическая искра проскочила между ними. Памела смотрела на него, ошеломленная, ее сердце снова бешено стучало.
— Ты, правда, только что назвал меня Памелой?
Роналд посмотрел на нее смущенно.
— А что?
— Словно ты не знаешь. — Она пристально изучала его. — Обычно ты называешь меня мисс Гарди.
— Да, — отозвался он странным голосом. — Да, я назвал тебя Памелой.
— Может, тебе не стоило этого делать, — медленно произнесла она, спрашивая себя, что все это должно означать и что ей, в конце концов, делать с собой. — Что ты собирался сказать?
— Я пришел извиниться… Памела.
Вот опять — Памела, Черт!
— За что?
Он медлил, глядя мимо нее на семейные фотографии, висящие на стенах, и ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Этот человек был опасен. Он смотрел на фотографии так, словно пытался понять истинную сущность ее, Памелы, осознать, как она чувствовала себя все эти годы — единственный ребенок, живущий в тени могущественных родителей. Он мог предположить, что ее разнузданное поведение было проявлением комплекса неполноценности. Подобный «неправильный» образ жизни зачастую казался ей безопаснее, чем попытка соответствовать стандартам Гарди.
Чувствуя себя на редкость неуверенно, Памела пробормотала:
— Ты сказал — извиниться?
Роналд задумчиво посмотрел на нее.
— Пока я здесь торчу, мои коллеги сумели кое-что выяснить.
Это было последнее, что она ожидала услышать, и это менее всего походило на извинение.
— В департаменте наконец-то достигли некоторых успехов, — объяснил он. — Парня, который посылал письма с угрозами, зовут Фред Хартон.
— Фред Хартон?
Роналд кивнул.
— Да. Нам удалось выяснить, что он связан с экстремистской группировкой «Тысячелетний порядок».
По ее спине пробежал холодок.
— Чего эта группа хочет добиться?
— Остановить процесс по делу Даджсона и вынудить власти отпустить его на свободу.
Памела изумленно вскинула брови.
— Но он преступник! Убийца!
Роналд снова кивнул.
— Однако он тоже принадлежит к этой же группировке. Твой отец не рассказал тебе?
— Я старалась не общаться с ним в эти дни, — призналась Памела. — И еще я была очень занята. — Она одарила его слабой улыбкой. — А посему решила предоставить право заниматься расследованием сотрудникам службы безопасности.