Чувство Магдалины
Шрифт:
– Но ведь ты меня совсем не знаешь, Маш! Мы знакомы всего три дня!
– Нет, я давно тебя знаю. Я еще девчонкой была и всегда ждала, когда ты с братьями к дяде Ване приедешь. Но ты раньше был другой, не было в глазах такой грусти… Даже четыре года назад, когда последний раз приезжали, ты был другой…
– Четыре года? – переспросил Лео. – Надо же, подсчитала… Действительно, четыре года не приезжали. Постыдно редко стали к деду выбираться, да.
– А он вас так всегда ждет… И я тоже ждала. Я раньше за вами тайком из-за забора наблюдала. Нет, правда, ты тогда другой был! И длинных волос у тебя не было… Тебе не
– Как это – зачем? Я ж художник, мне положено! – насмешливо проговорил Лео, возмущенно откинув голову назад. – Да и вообще… Пора было как-то остепениться к возрасту, или бороду отрастить, или буйную гриву. Можно, конечно, и то и другое, да очень хлопотно. И жарко, надо признать…
– Тебе ведь сейчас тридцать лет, да? – спросила Маша.
– Точно, – кивнул Лео. – Тридцать недавно исполнилось. И все-то ты знаешь, проницательная девушка Маша!
– Да, я все про вас знаю… Тебе тридцать, Платону тридцать пять, Антону сорок.
– Ага. Мама нас через каждые пять лет рожала. Если бы наш отец не умер, еще бы пару братишек нам родила. Зато новый ее муж, американец, детей вовсе не захотел. Да и нас тоже не захотел. И его можно понять – не все любят чужих детей. Вернее, очень редко случается, чтобы какие-то люди приняли чужого ребенка, как своего. Чтобы без показухи, без фальши. По-моему, гораздо честнее женщине правду сказать – ты, мол, нужна и любима, ну а дети твои – извини… На них духовного и душевного ресурса не хватит. Выбирай, или я, или дети.
– О боже, ужас какой… – прижала пальцы к губам Маша. – И ты хочешь сказать, что ваша мама выбрала этого американца, да? А вас не выбрала? Она что, больше его любила, чем вас?
– Нет, не больше. Просто мама другими критериями руководствовалась, когда выбирала.
– И какими же?
– Ну… – задумавшись, проговорил Лео. – Она решила обеспечить нам хорошее образование, хорошую безбедную жизнь, дать основу для становления бизнеса. Да мало ли…
– То есть откупиться от вас деньгами американского мужа?
– Не говори глупостей, Маша. – Лео неожиданно для себя разозлился. – Никогда не говори того, чего не понимаешь и не осознаешь до конца. Потому что у каждого бывает свой выбор, каждый видит счастье ребенка в своем собственном ракурсе. Мама так решила, и мы ее выбор никогда не осуждали.
– Но ведь она вас бросила… – грустно сказала Маша. – Тебе сколько лет было, когда она уехала?
– Ну, пять… – произнес с неохотой Лео. – Платону десять, Антону пятнадцать. И не бросила, а оставила на попечение деда, а это разные вещи. И мы разговаривали с ней по телефону чуть ли не каждый день. И ни в чем не нуждались материально. А дед нас очень любил, хоть и строгий был воспитатель, у него не забалуешь. И ничего, выросли, как видишь. Все образование хорошее получили, Антон и Платон благодаря деньгам маминого мужа – еще и возможность начать свой бизнес. Платон свою адвокатскую контору открыл, Антон – строительную фирму. А мне мама мастерскую купила, и это недешевое удовольствие, знаешь… Прекрасная мастерская, между прочим. О такой только мечтать можно. Многие художники и к концу жизни на такую мастерскую заработать не могут… Нет, мы на мать не в обиде, если честно. Если б она не уехала, тянули бы вместе одну лямку… – вздохнул Лео. – Деньги в нашей жизни – далеко не последнее дело, Машенька.
– Нет, –
– Ну, это кому как…
– Да всем так. Просто ты убедил себя в обратном и живешь с этим. А на самом деле очень нуждаешься в любви. Ее в тебе так мало, просто ничтожная капелька! Неоткуда ей было взяться, понимаешь?
– Да отчего же? Меня мама любила, хоть и на расстоянии, меня дед любил… И женщины меня любят, грех жаловаться. О какой ничтожной капельке ты говоришь, Маша?
– Не хватило тебе любви, Лео. Маминой любви. Ты сам это чувствуешь. И оттого тебе плохо. Ведь плохо, правда?
– Все-то ты про меня знаешь, а? Все понимаешь! – уже раздраженно произнес Лео, убирая руку с плеча девушки и сердито глядя вдаль. – Самой-то не страшно от избытка знания да понимания?
– Нет, не страшно, – с уверенностью ответила Маша. – Не страшно, потому что я права. И ты знаешь, что я права.
– Да ничего я не знаю и знать не хочу! И что, в конце концов, я тебе объясняю? Если ребенок свою мать никогда не осуждает, то и другие не имеют права. Уясни это правило раз и навсегда, может, пригодится!
– Да ты не сердись, Лео… – начала было Маша, но Лео ее перебил:
– Я сержусь? Я вовсе не сержусь. Просто никогда не надо брать на себя смелость рассуждать о вещах, в которых ты ничего не понимаешь. Мала еще, чтобы рассуждать, а тем более осуждать.
– Хорошо, я не буду, – быстро согласилась Маша. – Просто мне теперь стало понятно, отчего вы все такие. Отчего вас пожалеть хочется. И тебя, и Платона, и Антона.
– Маша! Не надо, а? – еще более сердито и холодно произнес Лео. – Не разочаровывай меня, пожалуйста. Такой перебор с искренностью уже не умиляет, а отторгает… И вообще, он больше смахивает на бесцеремонность, чем на искренность. Всегда нужно осознавать границу дозволенного и недозволенного, чужого и своего, понимаешь ты это или нет?
– Прости, Лео… – взмолилась Маша. – Я не хотела тебя обидеть! Правда не хотела. И ты прав, я иногда говорю, что думаю, а это неправильно, я знаю. И моя мама часто меня останавливала в моих порывах. Знаешь, как она меня учила? Мол, конечно, ты говори, что думаешь, но всегда думай, что говоришь… А я сейчас не подумала… Прости, Лео! Я не хотела!
– Да ладно… – тут же смягчился Лео. – Это ты меня прости, зря я на тебя наехал. Спасибо тебе за твою искренность, но все-таки… Давай мы как-нибудь сами разберемся, ладно? Разберемся, что для нас было важнее – каждодневная материнская близость или обеспечение материального благополучия. Тем более материнскую близость нам дед с лихвой заменил. По крайней мере, очень старался. Но уж как получилось, так получилось.
– Да, – закивала Маша, – дядя Ваня очень добрый. Я знаю.
– Ну! Дед у нас такой, не то слово, что добрый! Он вообще большой человечище! И вырастил нас, и в жизнь отправил! Когда увидел, что мы в его опеке больше не нуждаемся, вернулся в свои Камыши и живет себе дальше, как жил… И ничего ему от жизни не надо, никаких благ… Знаешь, я завидую ему иногда по-черному! Так любить свое место, так быть к нему счастливо привязанным… Такое счастье не каждому дано.
Лео снова обнял Машу за плечи. Улыбнулся и с облегчением вздохнул, будто обрадовался, что тема разговора так удачно перетекла в безопасное русло.