Чужак из ниоткуда 2
Шрифт:
Что ещё хорошо в Америке — за рулём здесь вся страна, причём с самого юного возраста. Опять же, каждый волен делать, что хочет. В пределах закона, разумеется. В свои четырнадцать при своём росте и комплекции я вполне мог сойти за шестнадцатилетнего, и никто, как я опасался поначалу, не требовал у меня показать водительские права и не спрашивал: «Мальчик, а где твои родители?». Едет парень куда-то и пусть едет. Не наше дело.
Подошедшей официантке (старше меня на несколько лет, во рту жвачка, в глазах полное равнодушие) я заказал яичницу с беконом из пяти яиц, бутылку
Наелся, напился (кока-кола — отличный напиток, а вот кофе здесь так себе), расплатился, поднялся и совсем уж было собрался выходить, как посмотрел в окно и увидел возле своей машины полицейского. Неподалёку стоял полицейский автомобиль, и служитель закона неторопливо обходил мой «плимут», поглядывая в записную книжку.
Глава двенадцатая
Дальнобойщик Сэмюэль Кушнир. Хрен вам, а не Сережу Ермолова! Город Хилсборо. Цирковое представление
Так, подумал я, приехали. Сейчас он поймёт, что видит перед собой, угнанный неподалёку от Лэнгли «плимут», на который пару часов назад пришла ориентировка, и начнёт искать водителя. То есть, меня. Спросит у заправщика, куда я делся, заглянет в кафе…Или не начнёт? Может, он вообще не меня ищет? Ага, мечтай.
Видимо, сохранить невозмутимость мне не удалось. Дальнобой — тот самый, почти в моей бейсболке и с огненно-рыжими кудрями, проследил за моим взглядом, после чего посмотрел на меня и едва заметно показал головой: «Присядь».
Я присел за его столик. Он тоже уже заканчивал свой обед или ланч или просто дорожный перекус, неважно, допивал кофе.
— Всё плохо? — спросил вполголоса.
— Дальше некуда, — ответил я честно.
— Слышал ориентировку на полицейской волне. Светло-коричневый «плимут» шестьдесят пятого года с вирджинскими номерами. За рулём, скорее всего, молодой парень, подросток.
— Ф-фак, — сказал я.
— Жизнь — дерьмо, — он чуть наклонился ко мне. — Сейчас иди в туалет. Подними окно и вылазь. Увидишь на парковке грузовик Mack B75 шестьдесят четвёртого года. Жёлтый, с серебряной мордой. На прицепе — трактор Caterpillar, тоже жёлтый. Кабина «мака» открыта. Залазь и прячься. С моей стороны садись, чтобы копы не заметили. Тихо, как мышь. Понял?
— Понял.
— Удачи.
Я встретился с васильковыми глазами дальнобоя и не обнаружил там никакой подлянки. Он верил в то, что говорил. А что мне оставалось делать? Включать орно и уходить в окрестные леса? Можно и так, конечно, но уж больно хлопотно.
Я улыбнулся, встал, направился к дверям, потом остановился, сморщился, прижал руку к животу, развернулся и через три секунды скрылся за дверью туалета.
Вот и окно с замазанным белой краской стеклом. Потянул за ручку внизу, поднял. Всё правильно, и у Ильфа см Петровым в «Одноэтажной Америке», помнится, написано, что окна здесь вверх открываются. А вот про унитазы, заполненные водой наполовину, — не написано. Хотя кто его знает, какие здесь были унитазы в тридцатых годах… Не о том думаю. Вот он — жёлтый Mack с серебряным бульдогом
Сначала я выбросил сумку, которая мягко и почти бесшумно упала в траву, потом выбрался сам. Пока всё удачно. Включая не оставленную в «плимуте» сумку.
Водила и впрямь не соврал, — кабина была открыта. Я тихонько забрался внутрь и полулёг на пассажирское сиденье — так, чтобы меня не было заметно снаружи.
Через некоторое время послышались неторопливые шаги одного человека. Дверь со стороны водителя открылась, и в кабину забрался рыжий дальнобой.
— Копы всё ещё толкутся возле твоего «плимута», прикинь, — сообщил. — Ну не идиоты?
Mack взревел двигателем, тронулся с места, и через короткое время кафе, заправка, мой «плимут», полицейские и сам городок Вест-Юнион остались далеко позади.
— Меня Сэм зовут, — сообщил дальнобой, протягивая руку. — Сэмюэль Кушнир, таково моё полное имя. Я — еврей.
— Сергей Ермолов, — неожиданно признался я, пожимая его крепкую горячую руку. — Можно звать Серый или Серёжа. Русский.
— Ни хрена себе! — воскликнул Сэм. Было ему на вид лет за тридцать, роста примерно моего, или даже чуть ниже; подвижный, как ртуть, разговорчивый, с быстрой улыбкой, чуть горбатым носом и открытым веснушчатым лицом. — Мои предки из России! Дед из Одессы, уехал, когда у вас революция началась. Привьет! Спасибо! Хрен вам, а не Серьёжу Ермолова, — сказал он по-русски почти чисто и ухмыльнулся. — Правильно?
Надо же, уже второй американец мне попадается, чьи предки из России, подумал я. Воистину страна иммигрантов.
— Прекрасно, Сэм. Немного над акцентом поработать, и можно возвращаться в Одессу.
— Нет уж, спасибо, — он снова перешёл на английский. — Я американец и никуда отсюда не уеду. Но о корнях своих помню! — он поднял вверх палец.
— Это правильно, — поддержал я разговор и посмотрел в зеркало заднего вида. — Корни — наше всё.
— Беспокоишься, как бы копы не догнали? Не догонят.
— Почему? А если официантка проболтается, что видела, как мы разговаривали? Сложат два и два…
— Во-первых, Дженни не проболтается. У неё к копам особый счёт, они её парня упекли ни за что на полтора года, и меня она хорошо знает. Во-вторых, чтобы сложить два и два, нужно уметь это делать. И хотеть. Здешние копы ленивы и напрягаться лишний раз не станут. Машину нашли — уже хорошо. Ну, разве что ты что-то совсем уже гнилое отмочил. Убил кого-нибудь, ограбил с особым цинизмом. Но — нет, не похож ты на грабителя. На убийцу — тем более. Будь так, я бы не стал тебе помогать.
— Спасибо тебе, Сэм, — сказал я. — Я не убийца и не грабитель. Единственное моё преступление — угон машины. Даже двух, «плимут» вторая. Но это была вынужденная мера. Человек, которому угрожает опасность, имеет право защищаться любыми, доступными ему методами. Вот я и защищаюсь.
— Так кто тебя ищет-то, парень?
— Ты уверен, что хочешь это знать?
— А то. Я вообще любопытный, — он засмеялся. — Всю жизнь от этого страдаю и всё равно вечно сую свой нос, куда не надо. Такой уж характер.