Чужак из ниоткуда 2
Шрифт:
— Ага, — сказал я. — Говорят, любопытство — чуть ли не главная отличительная черта всех одесситов.
— Серьёзно? Слушай, а ведь верно! Как-то я об этом раньше не думал. Дед мой Кушнир Лев Исаакович, тоже любопытный был, это его и сгубило, кстати, в конце концов… Сунул нос в профсоюзные разборки. Так кто?
— Кто ищет?
— Ну да.
— ЦРУ, — ответил я честно. — Долбанное Central Intelligence Agency. У них нос подлиннее твоего будет. Тоже суют, куда ни попадя. Поэтому сразу предупреждаю
— И большой опасности? — осведомился Сэм.
— Ты у меня спрашиваешь?
— У кого же ещё мне спрашивать!
— Ты американец.
— Ты что, думаешь, мы, американцы, с агентами ЦРУ каждый день на улице здороваемся? Да я первый раз вы жизни вижу человека, который с ними дело имел, и тот оказывается русским.
— Не знаю, Сэм. Одно знаю — я им нужен живой. Пока во всяком случае.
— Уже легче. Хотя стрёмно, не скрою.
— Хрен вам, а не Серёжу Ермолова, — сказал я.
— Запомнил? — он стрельнул в меня своими васильковыми глазами. — Я от своих слов не отказываюсь. Взялся помогать — значит, помогу. И даже спрашивать не стану, зачем ЦРУ понадобился русский мальчишка. Что он может знать?
— Спасибо, — сказал я. — Ты не спрашивай, а я говорить не стану. Всё равно не поверишь. Но когда-нибудь всё равно узнаешь, обещаю. И вот когда узнаешь, тогда я тебя найду и отблагодарю. Не пожалеешь.
— Эй, я не за деньги! — возмутился Сэм.
— А кто говорит о деньгах? Отблагодарить можно по-разному. Но тебе понравится, уж поверь.
— Да я только и делаю, что тебе верю, — пробормотал Сэм. — Странный ты всё-таки. Сколько тебе лет, говоришь?
— Я не говорил. Четырнадцать.
— Четырнадцать, — повторил Сэм и покачал головой. — Если бы я тебя не видел, а только слышал, то сказал бы, что мы, как минимум, ровесники. А мне, между прочим, тридцать два…
— Один наш известный писатель, Аркадий Гайдар, во времена гражданской войны полком командовал в четырнадцать лет.
— За Север или за Юг? — деловито осведомился Сэм и не выдержал, засмеялся.
— Главная отличительная черта одесситов — чувство юмора, — сказал я.
Так мы и болтали о разном всю дорогу до Хилсборо. Мне повезло, — конечный пункт назначения Сэма был Цинциннати, так что через Хилсборо он по любому проезжать собирался. Сэм рассказал мне про городок Уокиган под Чикаго, на берегу озера Мичиган, где он жил, а я ему — про Кушку.
— Десятиметровый каменный Крест над городом? — удивлялся Сэм. — Класс, впечатляет.
— И жара летом — плюс пятьдесят в тени. По Цельсию.
— Это сколько же по Фаренгейту?
— Сто двадцать два градуса, — сообщил я, припомнив формулу.
— Жарко, — уважительно заметил Сэм. — Зато у нас енот может запросто в дом
— Еноты, — фыркнул я. — К нам скорпионы заползают. Однажды проснулся, гляжу — сидит прямо над моей головой, на ковре. Жёлто-зелёный такой, с хвостом, — я показал пальцем загнутый хвост скорпиона.
— Брр, — сказал Сэм. — А ты?
— Я его поймал и в банку посадил, он у меня месяц жил, потом выпустил.
— А кормил чем?
— Ночными бабочками. Бросишь ему такую, размером с него почти, он её убьёт и жрёт неделю, вгрызаясь постепенно.
Мы поговорили о диких и домашних животных, потом о спорте, и я рассказал, что играю в футбол.
— Да ладно, — не поверил Сэм. — Разве в России играют в настоящий футбол? Это американская игра!
— Ваш американский футбол — это переделанное английское регби. А наш, в который ногами играют, как раз настоящий.
— Ваш называется соккер, а наш — футбол.
— Ну да, ну да, у нас лапта, у вас — бейсбол, и вообще всё, что американское — настоящее, а не американское и пяти центов не стоит.
— Так это правда. Всё лучшее — в Америке. И вообще у нас всего больше. Вот скажи, у вас Белый дом есть?
— Ты прямо как не русский, Сэм. Какой Белый дом? У нас Кремль московский есть. С мавзолеем Ленина и собором Василия Блаженного рядом.
— Трупы закапывать надо, а не в мавзолеях держать, — наставительно заметил Сэм. — Ну ладно, а дороги такие у вас есть? — он кивнул на трассу, ровно летящую нам под колёса.
— Таких нет, — вспомнил я анекдот. — Лучше — да. Вот скажи, ты можешь руль бросить и, например, спать лечь?
— Как это? — не понял Сэм.
— А у нас — запросто. Врубаешь вторую передачу, монтировку на педаль газа, а сам спать ложишься. Или водку пьёшь с напарником.
— Не понял. А… машина?
— Да куда она из колеи денется!
Сэм секунду молчал, а потом захохотал. Да так, что едва не выскочил на встречку.
— Да ну тебя к чёрту, — сказал, выравнивая руль и утирая слёзы. — Куда она из колеи денется… Рассмешил. Это я запомню.
В Хилсборо мы приехали в шесть часов вечера.
— Смотри, — сказал Сэм, показав куда-то направо. — Цирк! Надо же. С детства бродячего цирка не видел.
Я посмотрел.
На обширной лужайке между деревьями промелькнул большой полосатый бело-синий шатёр, украшенный зелёными и жёлтыми звёздами. Горели первые электрические огни.
Circus Smirkus [1], — прочёл я неоновую надпись, выгнувшуюся дугой над входом. Смеющийся цирк, перевёл про себя. Точнее, ухмыляющийся.
Справа и слева от названия были намалёваны клоуны. Рыжий и Белый. Арлекин и Пьеро. Петров и Боширов.