Чужаки
Шрифт:
— Вам, барышня, куда, — прищелкнув каблуками и загораживая дорогу, спросил дежурный, при этом он состроил такую уморительную рожу, что Машутка невольно улыбнулась.
— Вот туда, — показывая на крыльцо, ответила она.
— На прием, значит… Так, здорово… А к кому?
— Мне нужен командир полка.
— Ого! Самого, значит, товарища комполка. Здорово! К командиру полка пропустить не могу.
— А мне нужно и немедленно… Требую сейчас же пропустить.
— Сейчас же? Здорово. Вот это да. Товарищ комиссар! — обратился дежурный к появившемуся на
Человек, к которому обратился дежурный, внимательно посмотрел на Машутку, сошел с крыльца, приложил руку к козырьку.
— Комиссар батальона Валь дек. Что вам нужно?
— Я хочу, чтобы меня провели к командиру полка.
— Разрешите знать, для какой цели?
— Это я могу сказать только ему одному.
Комиссар снова внимательно посмотрел на Машутку, что-то подумал, потом сказал:
— Хорошо, идемте.
Оставив девушку в приемной, Вальдек ушел в соседнюю комнату. Машутка слышала, как он говорил о ней и как другой голос сказал:
— Неужели наши кого обидели?
— Ну, на вас я надеюсь, — отозвался третий, как показалось Машутке, знакомый голос. — Интернациональный батальон не будет обижать мирных жителей, а впрочем, лучше давай ее сюда.
Машутка не верила своим глазам. За столом, рядом с военным китайцем, сидел их сосед, Михаил Редькин. Уставившись на девушку, он широко развел руки.
— Неужели это ты, соседка?
— Вроде я, дядя Михаил.
— Да теперь я и сам вижу, что ты, а вначале думал, что почудилось. Ты ведь, кажется, с белыми спелась, чтобы против революционного пролетариата…
— Если бы спелась, то здесь не была бы… — обиделась девушка.
— Оно, может, по-твоему, и так, но я, как командир обязан спросить тебя об этом.
Машутка стояла, опустив голову, не зная, что ответить.
«Михаил Редькин — командир, — думала Машутка, — это просто чудо… Даже в уме не укладывается». Но, вспомнив, зачем она здесь, подошла к столу и сказала твердо:
— Як вам, товарищ командир, по военному делу. О прошлом поговорим потом. Вы должны выслушать меня один на один.
Михаил отрицательно тряхнул шапкой волос.
— Говори при всех, от комиссара и командира Интернационального батальона я скрывать ничего, не стану.
Мальцева взяла табуретку, подсела к столу, сняла с ноги ботинок и, к великому недоумению командиров, бережно поставила его перед самым лицом Редькина.
— Я принесла вам план восстания челябинских рабочих, — показывая на ботинок, сказала она. — Восстание должно начаться, как только вы подойдете к городу. Вот здесь, — и девушка снова ткнула пальцем в ботинок.
Ленька схватил обувку, быстро завертел в ловких руках. Его зоркие глаза сразу определили, где нужно искать план. Схватив с подоконника кухонный нож, он через несколько секунд извлек из-под стельки ботинка врезанную там тонкую, спаянную из белой жести коробочку.
Осмотрев документы, Редькин хлопнул друга по плечу.
— Обнимай, Ленька, соседку, целуй, разрешаю. Вот она,
Очнувшись от обморока, Машутка, увидела, что лежит на кровати в маленькой комнате с распахнутым окном. На лбу мокрое полотенце, у изголовья стоит пожилая озабоченная женщина. Увидев, что Машутка открыла глаза, женщина ласково улыбнулась и, ничего не сказав, вышла из горницы.
На улице затарахтел мотор. За перегородкой кто-то сказал:
— Вот он. Приехал…
Машутка поднялась с кровати, прислушалась. В соседнюю комнату вошли люди, слышался голос Михаила.
— …и сдержал бы. А ты думаешь как? Если бы не план, я бы ей всыпал, да так…
— А, Юсуп? Ах, да-а. Ты ведь об этом не знаешь.
Машутка кинулась в распахнувшуюся дверь. Перед ней стоял Алексей.
Глава пятидесятая
Поезд всю ночь шел на восток. Утром в вагоне собрались Уркварт, Темплер и Петчер. Поджидая Нокса, собравшиеся слушали доклад Рихтера о неудавшемся плане вывоза машин и оборудования из Карабаша.
— Кто-то разобрал дорогу, и мы не смогли увезти многое даже из того, что удалось подготовить, — поглядывая в сторону Темплера, докладывал Рихтер. Им удалось вбить всем в голову, что завод принадлежит теперь рабочим, — продолжал Рихтер. — Они защищали его, как сумасшедшие. К сожалению, на их стороне оказались военнопленные. Я был бессилен еще и потому, что местные власти помогали нам только на словах.
— Но шахты вы, надеюсь, затопили? — тяжело поворачивая в сторону Рихтера поседевшую голову, угрюмо спросил Уркварт.
— Да, да, — торопливо подтвердил Рихтер, чувствуя, как по лбу потекла капелька холодного пота, — рудники затоплены все до единого.
— Считаете ли вы, что они смогут восстановить шахты и завод без нас? — еще более угрюмо спросил Уркварт.
— Никогда! — уверенно ответил Рихтер, стремясь успокоить хозяина. — Я убежден, что в Карабаше и во всей России теперь не осталось ни одного специалиста, кто мог бы это сделать. Без вашей помощи, господин Уркварт, Карабаш никогда не даст ни одного фунта меди.
Уркварт, выслушав управляющего, покачал головой и, как бы рассуждая сам с собой, сказал:
— Говорить можно что угодно и сколько угодно, а дело принимает чертовски трудный оборот, потеряны самые ценные предприятия, пора подумать и о том, если… — он не договорил, ему было страшно высказать вслух свои пред положения.
Догадавшись, что хотел сказать хозяин, Рихтер побледнел.
«Уж если они верят в это, — думал он, — тогда что же будет? На что рассчитывать? Неужели всему пришел конец?»