Чужаки

Павлов Никита

— Спасибо, — сухо ответил Нестер, — обойдемся и без комитетских.

— Если обойдетесь, это еще лучше, — согласился Ершов. — А теперь, друзья, нам нужно обсудить вопрос о лесорубах. Там предстоит большая работа. Хозяева снова поставили их в невыносимое положение. Докладывать будет Валентин.

Молчавший до этого Шапочкин шумно вздохнул и тяжело повернулся в сторону собеседников.

— Я был вчера у наших шахтеров, которых угнали дрова рубить, — начал он ровным голосом, поблескивая большими выразительными глазами. — Положение тяжелое.

Лесорубы

и до этого зарабатывали крохи, а сейчас совсем голодают. Больше всех они на лесничего жалуются, на Плаксина. Говорят, что при расчете каждый раз составляет какие-то разные непонятные им документы, причем, по одним деньги получают они, а по другим — кто-то другой.

Мы знаем Плаксина, от него можно ожидать чего угодно.

Для собственной наживы он отца с матерью продаст. А что ему лесорубы? И управляющий сейчас подвернулся подходящий, вот они и стакнулись.

— Два поганых песта в одной ступе, — вставил Захар Михайлович.

— Вот именно. На днях Еремей Гандарин мне рассказывал, как Плаксин поступил с делегацией лесорубов, пришедших с Собачьей горы. Вместо того, чтобы пропустить их к управляющему, он вызвал полицию. Орал, говорят, на всю контору, обзывал делегатов лодырями, пьяницами, грозил увольнением с работы и судом.

Волнуясь, Валентин отпил из чайника холодной воды.

— Говорят, этот предатель вчера дал распоряжение начать сплошную вырубку леса около завода. «Хозяину, — говорит Плаксин, — нужны прибыли, а лес что? Лес через пятьдесят лет снова вырастет». Вы понимаете, какую подлость задумал этот выродок со своим управляющим? Они хотят одни горы да дикие камни нам оставить. Решили ради наживы в течение пятнадцати лет подчистую смахнуть все лесное богатство, а там живите, как хотите, их это не касается. Обидно, — с горечью и досадой продолжал Валентин, — что с мерзавцем стакнулся против своих же людей русский человек и не заводчик или буржуй какой, а выходец из простого люда.

— Продался, решил в мутной воде рыбу ловить, — помрачнев, заметил Захар Михайлович, — но ничего, как аукнется, так и откликнется. Рабочие ему это припомнят, начнет потом локти кусать, да поздно будет. Я думаю, не метало бы сходить к лесорубам и вместе решить, что делать. Надо посоветовать им отказываться рубить лес рядом с заводом и попытаться организовать забастовку, чтобы добиться восстановления отмененных расценок. Одни они не сделают этого — будет не под силу. Надо, чтобы к ним пошли товарищи Шапочкин и Маркин. Товарищ Коваленко пусть займется подготовкой заводских рабочих, а Саша пойдет на шахты. Рабочие лесорубов поддержат.

— Есть ли еще какие предложения? — после некоторого молчания спросил Ершов. — Нет? Тогда у меня есть еще небольшой вопрос…

Но в это время Нестер вскочил на ноги и предупреждающе поднял руку. Лицо его выражало тревогу. Со стороны завода доносился звонкий крик козленка. Левее закричала овца, залаяла собака. Нестер еще некоторое время прислушивался к этим звукам, затем сказал:

— Через

посты прошло более Десяти жандармов, все они направляются в нашу сторону. Нужно торопиться, через десять минут жандармы будут здесь.

— Они будут, да нас не будет, — спокойно сказал Ер шов, собирая вместе с другими остатки еды. Приняв от Нестера принесенную им котомку, он добавил: — О следующем собрании, товарищи, договоримся тем же порядком, что и раньше.

Подпольщики крепко пожали друг другу руки и быстро пошли в разные стороны.

Когда жандармы подошли к Гарольдову гробу, там уже никого не было.

Взобравшись на камень, начальник злобно посмотрел на своего помощника:

— Только деньги получают да врут, как сивые мерины.

Какая же это, черт побери, агентура? Завтра же вызовите ко мне этих мерзавцев, я им покажу, как обманывать. Я им покажу-у! — закричал он что было силы, потрясая кулаками.

Глава тринадцатая

На базаре Ольгу Николаевну Мартынову неожиданно окликнула жена председателя кооператива Татьяна Ивановна Кучеренко.

— Смотрю, — затараторила Кучеренко, — и думаю, ошиблась я или нет, Ольга это или не Ольга? Ну к чему, думаю, ей по нескольку раз в день на базар ходить?

Раньше с ней этого никогда не бывало. — Кучеренко пере вела дыхание и, сообразив, что говорит совсем не то, что следовало бы сказать, лукаво взглянула на соседку и еще быстрее затараторила: Оленька, милушка, давненько тебя не видела. Вот и рядом живешь, голубушка, а зайти все как-то некогда. — Взгляд Татьяны Ивановны тихонько скользнул в корзинку соседки, на лице застыло любопытство. «Ну, до чего же хочется узнать правду», — говорили глаза Татьяны Ивановны. — Ой, Оленька, может быть, я чего и не понимаю? — жалобно стонала кооператорша..

Так ты подскажи мне. Я ведь такая недогадливая.

Ольга Николаевна удивленно посмотрела на соседку.

— Не пойму, Татьяна Ивановна, отчего ты так разволновалась и что я должна тебе подсказать?

— Да как же, милушка, не волноваться? А… вдруг, — сделав испуганное лицо, закричала Татьяна Ивановна, — карантин объявляют… А я-то дура…

— Да что ты, Татьяна Ивановна, какой карантин? — в свою очередь испугалась Ольга Николаевна.

— Ну, тогда скажи мне, милочка, для какой же цели ты столько продуктов покупаешь, мяса, например?

Ольга Николаевна насмешливо посмотрела на соседку;

— Не волнуйся, Татьяна Ивановна, никакого карантина не будет. Совсем не поэтому…

«Неужели не узнаю, неужели не скажет? — спрашивали глаза Татьяны Ивановны. — А ведь это так интересно, так интересно». — Голубушка, Оленька, не мучь скажи!

— Ну, если это тебя так интересует, могу, пожалуй, сказать, — согласилась Ольга Николаевна, — только дай слово, что все останется между нами.

— Ну, что ты, Оленька. Да разве ты меня не знаешь? Умирать буду, и тогда не скажу. Вот те крест!