Чужая здесь, не своя там. Дилогия

Гиппиус Рина

Внезапно все отмерли и продолжили танцевать.

Я решила приколоть веточку брошью к корсажу. Зеленый не очень хорошо сочетался с жемчужным цветом платья, но мне был все равно.

Мимо пронеслась совершенно незнакомая мне пара, и женщина успела воскликнуть:

– Праздник же! Чудеса!

Вот уж действительно, чудеса!

Последний, закрывающий торжество танец я хотела пропустить. Такое желание возникло у меня впервые, и это несмотря на то, что танцы я обожала. И впервые я не пропустила ни одного круга – – желающий станцевать со мной было так много, что порой мне

приходилось даже выбирать. В какой-то момент мне хотелось ущипнуть себя – – не сплю ли я? К концу праздника я настолько выдохлась, что ответила категорическим отказом всем. Понаблюдать же тоже было любопытно.

– Мне вы тоже откажите?

В шумном зале подойти тихо было совершенно несложно.

Со Стейнира я перевела взгляд на свое новое яркое украшение и ничего не ответила, а просто протянула руку.

И уверенность, и мастерство. То легкое, без видимых усилий. Когда мужчина ведет в танце, ведет непоколебимо, ловко. С таким партнером танец был не просто танцем, чем-то большим. Каким-то единением, феерией эмоций.

– Честно говоря, я ненавижу танцевать, – вдруг заметил Стейнир.

Я не сбилась только потому, что его твердая рука меня крепко держала, в то время как вторая, не касаясь, очертила мой стан.

– Поэтому вы объявились только сейчас? – Я нашла в себе смелость задать вопрос.

– Для вас – – да.

Во время предыдущих танцев некоторые мои партнеры имели смелость прижимать меня слишком близко, почти на грани приличий. Без особых усилий мне удавалось возвращаться к нужной дистанции. Я даже имена их тут же забывала, стоило только им распрощаться.

Сейчас же мне до безумия хотелось прижаться чуть сильнее самой. Увы, Стейнир даже не делал попыток приблизиться к той грани.

Как только музыка стихла, конезаводчик проводил меня до моих соседей. На прощание же он успел мне еле слышно шепнуть на ухо:

– Если женщина нравится мужчине, то ему совершенно плевать на то, что думают окружающие. Ему неважно каков у нее рост, цвет кожи и волос. Для него она самая красивая и желанная. Тем более если она действительно хороша, пусть даже и сама не желает замечать этого.

***

Праздники завьюжили нас круговертью, словно метель снежинки: везде хотелось успеть, побывать, посмотреть; дарили подарки, получали в отчет. Наверно самым главным подарком для меня было письмо от родителей: летом они приедут. Да, это было не точно, просто в планах. Однако после одиннадцати лет неизвестности даже такой приблизительный срок был хоть и не уверенностью, но надеждой, которая поддерживала в этом томительном ожидании.

Встретить канун Самой Темной Ночи нас приглашали и Элодия с мужем, и Гаустофы, Диль же звала к Ровенийским, но решили мы провести праздник именно у Уотиненов.

Собрались все четверо детей полковничьей четы вместе с внуками. Прибыли с семьей брат эдель Брит, брат эдела Нелнаса (правда, один), армейский товарищ полковника, подруга эдель Брит еще времен ее пансионской молодости. И Стейнир.

Подготовкой праздника эдель Брит занималась только в качестве руководителя и организатора: полковник нанял целый штат прислуги, который бы раньше его супруга не потерпела,

а сейчас просто не посмела перечить мужу. Да и глупо это было бы. Соответственно, места за столом распределяла сама эдель Брит, поэтому я совсем не удивилась, когда по правую руку от меня оказался Стейнир.

Эд Маршез, казалось, не особо-то и замечал меня, полностью увлекшись разговором с племянницей эдель Брит. И я начала жалеть, что детей посадили отдельно – Данфер отлично проводил время в компании возглавляемой Нелнасом-младшим, хотя последний вполне мог и за взрослым столом уже сидеть.

Я попыталась завести разговор с другой своей соседкой, но оказалась не готова к пространственной лекции подруги эдель Брит. Эта дама оказалась весьма специфичных взглядов: она не то, чтобы не любила мужчин, но относилась к ним столь высокомерно и пренебрежительно, что я не удивилась – женщина не замужем и семьи у нее нет. Что ее связывало с хозяйкой дома и как они могли столько лет дружить – загадка.

Однако эти недоразумения не испортили мне настроения, ну если только немного. Хотя может и больше… В общем, хандре я старалась не предаваться, а просто отдыхала и грелась в атмосфере большого семейного сбора, пусть даже и моих родных тут не было. Но ведь родство не всегда определяется общей кровью?

Когда с праздничным ужином было покончено, то для чаепития все взрослые переместились в гостиную. Дети же, несмотря на уже позднее время, пошли кататься с горки: полковник разорился на большой фонарь пред своим поместьем.

Я держала в руках большую чашку с горячим чаем и смотрела в окно террасы: отсюда как раз хорошо было видно горку, с которой, старавшийся обычно казаться старше Данфер, катился, вереща также громко, как и пятилетняя правнучка Уотиненов.

Отвыкшая от такого количества людей, я вышла передохнуть на застекленную террасу.

– Здесь прохладно, – произнес Мэрет, внук полковника.

И попытался накинуть на меня свой сюртук.

Я как-то растерялась и даже не успела ничего ответить. Впрочем, мне это и не понадобилось.

– Спасибо за заботу, – сухо сказал Стейнир и бесцеремонно отодвинул парня, накрывая мои плечи пледом. – Не стоит.

Мэрет пожал плечами, отвернулся от гостя и пытливо на меня посмотрел. Я сдержанно кивнула, а он с досадой поджал губы и ушел.

– Странный праздник. – Стенир говорил, не глядя на меня. Он также рассматривал ребятню за окном.

“Странное начало разговора”, – подумала я.

– Почему?

– Люди радуются тому, что Рауд запер Оттара в царстве теней, чтобы потом в минуты скорби обращаться именно к Оттару. Просить о милости к умершим.

– Думаете умершим еще нужна чья-то милость?

Маршез повернулся ко мне с веселым удивлением.

– Живые сами строят свою судьбу, а умершим остается только ждать милости богов. Ведь если будет хоть один человек, который с добром вспоминает ушедшего, то тогда ему будет открыт путь в чертоги Рауда. Хотя почему Рауда, если они в ведении Оттара?

– Я имела в виду немножечко другое. А что, если это было придумало прежде всего для нас самих? Чтобы мы не забывали своих близких и родных?