Чужая здесь, не своя там. Дилогия
Шрифт:
Я подошла к старшему сыну Уотиненов.
– А когда с дарами пойдём?
– Завтра, эдель Астари. Сегодня, боюсь, отец уже не выдюжит. Так что завтра.
Мне вдруг вспомнился недавний разговор со Стейниром по поводу Рауда и Оттара. Вот ещё одна несправедливость: поминальные дары относятся в храм Рауда, чтобы бездомные, обездоленные, нищие или просто нуждающиеся могли подкрепиться. Туда-то, в противовес скромной домашней трапезе, неслись самые лучшие продукты. Делалось это для того, чтобы вкусившие такие дары потом поминали добрым словом усопшего. Вот тут-то и загвоздка:
Когда хоронили Рини я почему-то об этом не задумывалась. Наверно из-за того, что слишком была поглощена чувством вины… И все эти мероприятия как-то прошли мимо меня.
Казалось еще чуть-чуть и я начну задыхаться. Мне срочно требовалось выйти на свежий, морозный воздух. Я проследила за Даником: он сидел вместе с новыми приятелями, вот только радостными они теперь не были. Убедившись, что с ним все в порядке и, если что, он под присмотром, я накинула на себя полушубок и выбежала на улицу.
Мне сразу же бросились в глаза холмики снега, под которыми спали розы. Я знала, что корни у них заботливо присыпаны опилками, а сами они накрыты лапником. Эдель Брита никогда не была завзятой цветочницей, но, как они переехали сюда, ей захотелось начать разводить розы. Просто для души. Кто ж знал, что они окажутся капризными созданиями, за которыми надо заботиться, как о маленьких детях…
Я судорожно вздохнула.
– Вам так хочется простудиться? – проворчал Стейнир и набросил мне на шею забытый мной шарф. А на голову мне небрежно нахлобучил шапку так, что даже глаза скрылись.
Я сдвинула ее на макушку.
– Так получилось, – произнесла я нелепое оправдание.
Он так выразительно на меня посмотрел, что я почувствовала себя неразумным ребенком.
– Вот что удивительно, – как ни в чем не бывало произнес Стейнир. – Какой бы холодной эдель Брита не казалась внешне, но внутреннего ее тепла хватало всем близким.
Я кивнула. Добавить мне было нечего.
Молчание наше не было смущающим, оно было просто тягостным… Ну а что сказать, когда горло душат рыдания, которые, правда, только внутри, словно не могут пробиться и давят, давят…
Я вновь отвернулась к розам и… меня наконец-то прорвало.
– Долго же вы держались, – сокрушенно пробормотал Маршез, прижимая мою голову к своему плечу.
Я вцепилась в него и совсем без стеснения плакала. Всхлипывала уже громко, надрывно.
– Она так хотела, чтобы к лету они зацвели! Носилась с ними, как наседка. – Я вздохнула и некрасиво шмыгнула носом. – Я у Иви выпросила ее чудо-удобрение, которое она сама создала… Это было ее первое творение такого рода. Только-только научилась применять способности. И ведь сработало! Я видела. Она так хвалила, что я уговорила и мне выделить опытный образец, так сказать. Эдель Брита была бы счастлива. А она, она… Она теперь не увидит! И розы никто не увидит. Вот что теперь делать?
Я еще много чего говорила, перемежая сбивчивую речь всхлипами, а порой и завываниями. Может быть потом мне будет стыдно, а пока я не могла остановиться.
Стейнир молчал, лишь гладил меня по плечам и придерживал – –
Успокоилась я не скоро. Немного в себя пришла, когда уже действительно стало трудно дышать, и вдохи тяжело давались. Платка, конечно же, у меня не нашлось – – свой я еще раньше отдала Данферу, а другого у меня не было. Стейнир протянул свой.
– Извините, – хрипло прошептала я.
– Ничего.
Отходить от него совсем не хотелось. Мне казалось, что стоит только отодвинуться, и я заледенею. Потом, потом будет стыдно и неудобно, а сейчас я только крепче прижималась к нему.
– Я мало что понял из вашей речи. – Стейнир говорил растерянно. – Но что вам мешает взять заботу о бедных цветах на себя? Полковник точно против не будет.
– Не в этом дело.
– Разумеется.
– Эдель Брита их уже не увидит…
– Вот это я понял.
– А я… а я… Да, пожалуй, с этим я справлюсь.
– Не сомневаюсь.
– Смеетесь надо мной. – Я подняла голову, а его глаза оказались слишком близко. Пришлось нехотя все же отодвинуться.
– Ничуть.
Я сделала еще пару шагов в сторону.
– Верну вам уже чистый. – Я указала на скомканный в руках платок.
– Можете не возвращать.
Хотела было возразить, но не стала.
– Спасибо вам. И извините за эту сцену, но…
– Я все понимаю, – серьезно кинул Стейнир. – Ни платка, ни плеча мне для вас не жалко. Обращайтесь, если что.
В саду я постояла еще какое-то время, погруженная в свои мысли. Даже не заметила, что Маршез так и не ушел.
– Эдель Астари, мне пора. Всего вам доброго. И не забывайте навещать полковника.
– Да, конечно. Еще раз спасибо вам.
Он кивнул и пошел в дом.
Я еще какое-то время побродила по дорожкам, пока окончательно не продрогла.
Вечером мы с Даником, сидя в большом кресле, укрылись теплой уотиневской шалью и отогревались у камина.
***
Несмотря на довольно морозную погоду, людей в чайной было много. Возможно такая погода, наоборот, и привела их всех сюда – в уютной обстановке да в хорошей компании отдыхать и греться было приятно.
Моей такой компанией был Данфер.
– Вот ее, – я кивнула в сторону, где за столиком сидела группка девушек, но я не указала конкретной. Однако Даник меня понял.
– И какая же она?
Я уже хотела поделиться своими размышлениями, но решила еще раз присмотреться к девушке. Хотя даже скорее молодой женщине и уж точно эдель.
Она не была красавицей. Милая, приятная, симпатичная, но не красавица, нет. И тем не менее, сидя рядом с еще тремя сверстницами, которым всем вероятно было около двадцати пяти, а может и больше, она выделялась. Ее спутницы были и миловиднее, и привлекательнее, но не притягательнее. Может сказывался ее огненно-рыжий цвет волос, может излишняя бледность, и без того свойственная рыжим, да еще и подчеркнутая темно-синим, почти черным платьем, и некий флер таинственности, сдобренный плавностью линий фигуры, мягкостью движений и грацией даже в каждом взмахе руки, или наклоне головы, когда она поднимала чашку чая и подносила ее ко рту.