Чужая звезда Бетельгейзе
Шрифт:
– …а как я в Олимпийской-то оказался, – говорил Сергей, – вез туда женщину, назад не захотелось ехать порожняком, да еще и знакомого таксиста заметил, вот и стоял там. А квартира у нас хорошая, вы не переживайте, просторная, супруге от матери досталось наследство. От метро не далеко, телефон, все есть. Мы с женой люди тихие, не пьющие, за отдельную плату, если захотите, она вам будет готовить. Вам понравится у нас.
Сергею хотелось спросить, чем же занимается восточный гость, и зачем пожаловал в Москву, но пока он не решался, это могло показаться невежливым иностранному гражданину.
Тем
– Идем в покои Апреля?
– Погоди, сначала я хочу тебе кое-что показать.
– Это важно?
– Если тебя все еще интересуют свинцовые колокола, то да.
Грэм посмотрел в лицо Тутрусу и только теперь увидел, как сильно осунулся и постарел наставник, кожа его приобрела сероватый оттенок, светло-карие глаза смотрели печально и устало. Грэма пронзила острая жалость, он и не замечал, как сильно сдал Титрус за последнее время.
– Далеко идти?
– Нет, это здесь, в Доме.
Они вышли из покоев Грэма под своды темных арок и неосвещенных коридоров. Каменные стены с дотлевающими светильниками источали полночный холод, эхо шагов замирало в сумрачной тиши… Дом Правления спал. Грэм шел за Титрусом, даже не пытаясь предположить, куда они направляются.
Шли они в заброшенное крыло здания, пользовавшееся дурной славой. После того, как в его галереях пропало шесть слуг и два Сенатора, двери, ведущие в это крыло больше не открывались. Титрус шел всё какими-то окольными путями, сворачивая в пыльные коридорчики, открывая двери с низкими косяками. Мимо проплывали запыленные покои без дверей, с опущенными шторами, с лохмотьями пыли и паутины, свисающих со светильников и настенных украшений. Искусной резьбы мебель, покрытые сизым пыльным покрывалом предметы обихода, – все стояло на своих местах, будто дожидалось заблудившихся хозяев.
– Кто здесь жил, Титрус? Чьи это вещи?
Грэм почти бежал за быстро идущим наставником, а так хотелось всё рассмотреть.
– Здесь жили первые демоны, прилетевшие на Альхену, Дом Правления начинал строиться с этого крыла.
– Да? Постой, я хотел бы посмотреть.
– Потом, потом, сейчас не это главное. Я должен показать тебе колокола, пока не передумал.
– Так они здесь?!
– Да.
– И ты молчал? – жаркая волна захлестнула, мешая дыханию. – Вы с Апрелем отправили меня невесть куда, я потерял Захарию и Кару, а эти клятые колокола здесь? В нашем Доме?
– Все не так просто, как кажется, потрепи еще немного, сейчас ты сам все увидишь.
Стиснув зубы, Грэм шел, глядя в спину наставника. Ему явно непривычно было в кожаных штанах для езды на каргоне и широкой рубахе-балахоне. И в Доме, и вне его Титрус носил только сенатские одежды.
Титрус открыл очередную дверь, и они вышли на лестницу, ведущую вниз. Широкие осклизлые ступени, перила, которых Грэм побрезговал касаться, стены с лениво ползающими по ним скользкими тварями, крупные мутные капли, срывающиеся с потолка… И жуткий запах. К тухлятине и тлению примешивался какой-то тоненький, будто цветочный аромат, делающий всю гамму настолько отвратительной, что у Грэма на глазах выступили слезы.
– Что это, Титрус? – выдавил он. – Что это за вонь?
– Так пахнет демоническая суть. Иди осторожнее, не оступись.
– Вот
Он поставил машину на стоянку, Апрель вылез из салона, вытаскивая свои пакеты. Дверь им открыла миниатюрная девушка с русыми волосами и простым круглым лицом. Увидев, что муж пришел не один, она неуверенно улыбнулась.
– Вот, Ленусь, привел нам квартиранта, познакомься, это Надир, Надир, это моя жена Лена.
Апрель улыбнулся, отчего его зеленые глаза мягко вспыхнули в полумраке прихожей. От этой девушки пахло едой, еще чем-то резким, касаться ее не хотелось. Сергей зажег свет, и они принялись разуваться. Лена молча топталась рядом, она была растеряна и не готова к таким новостям.
– Проходите, сейчас покажу вашу комнату. Лена, у нас там все убрано?
– Да…
– Вот и замечательно. Прошу, прошу, не стесняйтесь.
Пока гость осматривал свое новое жилище, Лена с Сергеем стояли в дверном проёме. На все недоуменные и тревожные взгляды супруги, Сергей отвечал глазами: «Всё равно ведь сдавать собирались».
– Прекрасно, – одобрил квартирант, попробовав софу на мягкость. – Меня все устраивает.
В комнате повсюду были развешены необычные картины в странных рамах. Заметив, что гость смотрит на них, Сергей сказал:
– У нас здесь много икон, вам это не будет мешать? У вас другая вера, да?
– Да, – ответил Сенатор, поднимая на него взгляд, – вера у меня другая, но иконы мне не мешают.
– Замечательно, тогда располагайтесь, а Леночка сейчас нас кормить будет, да Ленусь?
И они вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Апрель остался в одиночестве. Еще раз оглядев комнату, он подошел к зеркалу и, глядя на свое отражение, принялся раздеваться. Тело изнемогало без омовения. Сдернув с софы покрывало, он обернулся им и отправился в ванную. Лена с Сергеем молча проводили его взглядами.
– Араб, что ж ты хочешь, – шепотом сказал Сергей и пошел в спальню взять чистых полотенец из бельевой тумбы.
– Дай ему твой старый махровый халат, тот с голубыми полосками.
– Угу.
Сердце Титруса будто превратилось в маленький острый комок от страха, который невольно проникал в душу, стоило только вдохнуть один глоток этого зловония. Он знал, что нужно хоть как-то подготовить Грэма, рассказать ему хотя бы в двух словах, но слова костьми стояли в горле.
Спуск, казавшийся бесконечным, наконец-то завершился. Они очутились в тесном черном подземелье непривычной для глаза формы – неправильный, искривленный круг, будто это помещение строили слепые. Почти все пространство пола занимала плита из ослепительно белого камня, толщина ее доходила Грэму до пояса. Поверхность плиты сплошь покрывал текст на неизвестном языке, а над плитою парила дрожащая красная сфера, напоминающая непонятный, еще живой и теплый телесный орган. Внутри сферы метались черные изорванные тени. В дальнем углу, за плитой едва различалось черное, в цвет стен сооружение: два бревна с поперечной балкой, на балке три колокола – большой, меньше и совсем маленький. Задыхаясь, Грэм пытался получше рассмотреть их в неверном свете, который отбрасывала сфера.