Чужая звезда Бетельгейзе
Шрифт:
Во второй комнате сверкал и переливался во всей своей красе зеркальный коридор.
– Вот это да, – покачал головой Титрус, глядя на сложные построения, – неужели он всё это сделал сам?
Грэм молчал, на его скулах играли желваки. Желание разгромить все это зеркальное нагромождение было таким сильным, что он едва сдерживался, но в конце стеклянного хвоста искрилась дымка – коридор работал. Это был единственный путь, пройдя по которому, они имели шанс отыскать Апреля.
Когда Апрель проснулся, в квартире уже никого не было. На кухонном столе стояла миска огуречного салата, под салфеткой пара бутербродов
Совершив прохладное утреннее омовение, он оделся в новые вещи, выбрав льняные брюки и рубашку с длинным рукавом, скрывающую браслет на руке. Вздрагивая от отвращения, он расчесал волосы чужой щеткой для волос, думая о том, что сегодня же надо обзавестись всеми этими мелочами, а за одно и удобной сумкой, куда складывать разрастающийся багаж.
Взяв миску с салатом и ложку, он отправился в зал, включил телевизор и присел в кресло. Шла передача об азартных играх, о том, как излечиться от игромании. Похрустывая огуречными ломтиками, приправленными какой-то густой белой дрянью, Апрель смотрел, как резво бегает по рулетке шарик, как сыплются из автоматов монеты, как сдают карты невозмутимые крупье. То и дело в кадре мелькали людские лица с отсутствующими глазами. Ни одного демона он не заметил, и сделал вывод, что такие заведения построены специально для людей. И он мог пойти и взять денег столько, сколько его душе возжелается. По сути своей, Апрель был равнодушен к богатствам в любом их проявлении, его с самого рождения оно окружало, тем более, Сенатора не особо интересовали земные ценности, просто с ними было гораздо проще. Апрель не любил сложности, на них попусту тратились силы и время. Пару раз он повторил про себя, чтобы запомнить: «казино, казино», выключил телевизор, отнес на кухню тарелку с недоеденным салатом и пошел в прихожую. У двери на гвоздике висела связка ключей. Апрель обулся, сунул в карман деньги, надел черные очки и вышел на лестничную площадку. Заперев дверь на все замки, он пошел к лифту. Нажав кнопку вызова, он поправил непривычный для глаз и переносицы предмет, к нему следовало привыкнуть, ибо он должен был стать постоянным спутником. Первый Сенатор успел заметить, что люди немного странно реагируют на его глаза, следовательно, их стоило скрывать.
Выйдя к оживленной дороге, он поднял руку, останавливая машину. Буквально сразу затормозил белый «Опель», за рулем сидела женщина.
– Вам куда?
– В казино.
– В какое?
– В любое.
Когда человек на пленке поднялся в воздух и завис на полом сантиметрах в двадцати, Настя поперхнулась сигаретным дымом и закашляла, проливая красное вино себе на голые коленки. Андрей выпил еще и доел невкусную картошку.
– Как это сняли? – отдышалась Настя. – И где?
– Камера видеонаблюдения в примерочной кабинке нашего магазина.
– Так это не монтаж, нет?
– Какой монтаж, Настя? Ты что?
– А что же это тогда?
– Не знаю, такие вот к нам покупатели приходят.
– Кто-нибудь еще видел эту запись? – в карих глазах Насти быстро промелькнуло что-то странное.
– Только я и Костя. Ну, и ты теперь.
– А вдруг Костя кому-нибудь еще покажет пленку?
– Не покажет, кассета одна и она у меня, он не захотел ее брать.
– Почему?
– Не знаю.
Женщину
Остановив машину у дверей яркого здания с бегающими огнями, она сказала, что денег не надо. Апрель не стал настаивать и открыл дверь. Ольга смотрела, ему в спину и мучительно пыталась придумать хоть что-нибудь, но ничего в голову не приходило. Пассажир с внешностью восточного принца и волосами, собранными в хвост, скрепленный причудливым золотым зажимом, легкой походкой обошел машину, потянул на себя стеклянную дверь, и вошел в казино. Пару секунд Ольга смотрела на закрывшиеся двери, вдыхая неуловимо тонкий запах свежей травы, затем печально вздохнула и поехала дальше.
Глядя на мерцание дымки в конце зеркального коридора, Титрус почувствовал, как его сердце тоскливо сжимается. Два человека были близки ему на этом свете – Апрель и Грэм. К мысли о том, что близкий человек, друг и собеседник не был ни первым, ни вторым, ни третьим, что он, скорее всего, не воспринимал Титруса всерьез, а быть может, и смеялся над ним и всеми его рассуждениями, предстояло еще привыкнуть, с ней надо было еще смириться.
– Когда пойдем?
– Я один пойду.
– Нет, – неожиданно твердо и строго ответил наставник, – или мы идем вместе, или оба остаемся здесь. Что мне делать здесь одному? Я так ждал твоего возвращения из сумеречной Альхены, будто и не воздухом дышал, теперь же, когда ты вернулся, я буду рядом с тобой. Я никогда тебя не оставлю.
– Титрус, – серые глаза Грэма смотрели с холодной тоской, – а с чего ты взял, что я оттуда вернулся?
– Не говори так, мальчик мой, не говори. Если ты здесь, если я могу тебя коснуться, ты вернулся ко мне. Если ты не смог пока еще вернуться к самому себе, то у меня нет кроме тебя никого, ты мой воспитанник, мой сын, я тебя люблю, и пойду за тобой куда угодно, хоть в Тартр.
– Прости, – он вздохнул и опустил голову. – Прости меня.
Титрус погладил его по голове чуть дрогнувшей рукой, в его светло-карих глазах блеснули слезы.
В интерьере казино «Аркадия» все говорило о стремлении дизайнеров создать расслабляющую обстановку в приморском духе: зелень в кадках, белые арки, ажурная мебель, искусственные водопады, золоченые клетки с диковинными птицами и отличная вентиляция. Казино работало круглосуточно, пара посетителей осталась еще с ночи, они пили кофе за столиками в баре, из бильярдного зала доносился приглушенный стук шаров, ненавязчиво звучала легкая музыка. К Апрелю подошел симпатичный молодой человек в черном костюме.
– Здравствуйте, – белозубо улыбнулся он, – рады видеть вас в нашем казино. Что желаете?
– Я хотел бы сыграть. В рулетку.
– Конечно, пожалуйста, идемте, я провожу вас в зал.
Апрель последовал за молодым человеком, поглядывая по сторонам. Обстановка располагала к приятному времяпрепровождению, ничего не указывало на то, что в этом месте главное – деньги. Казалось, под сенью зеленых растений должны собираться спокойные господа и беседовать о мироустройстве, будучи отстраненными от любой корысти.