Чужестранец
Шрифт:
— Шарлатан он старый, — буркнул Игорь.
— Что вы имеете в виду?
— Я член ордена Пера, скромной организации, занимающейся историей. Наши основатели пытались восстановить былой порядок, мы же лишь собираем крупицы и пытаемся восстановить картину того, что происходит сейчас, — пояснил самопровозглашенный мудрец.
— В своё время Шантри мне очень помог, — добавил Игорь. — Ему можно доверять, а если бы не его занудство и склонность к нравоучениям, то я бы даже назвал его другом.
Игорь? Назвал бы кого-то другом? Это определенно
— Я поражен! — воскликнул старик. — Поражен в самое сердце! Я ведь искренне забочусь о твоей судьбе, Игорь, а что до нравоучений — так это во мне говорит опыт прошлых столетий.
— Один мой товарищ сказал, что вы обо мне спрашивали, — сказал Платон, внимательно наблюдая за реакцией летописца.
Тот даже не забеспокоился.
— Конечно, как бы я мог пропустить такую историю: человек из далеких земель, найденный в пустыне, начинает менять судьбы великих мира сего! — с энтузиазмом затараторил старик. — Так рождаются пророки, друг мой.
— Так вы просто хотели узнать мою историю?
— О, да, мои уши жаждут историй, словно сердце моё жаждет вина. — Летописец сделал огромный глоток из кубка. — Но, думаю, у нас будет время поговорить обо всём обстоятельно, а то сейчас, боюсь, я пера не удержу.
— Будет время?
— Игорь любезно предложил мне отправиться вместе с вашим караваном на север. Цитадель моего ордена находится примерно на середине вашего пути, так что если ваша Ведущая согласится принять меня, то у нас будет с вами куча времени поговорить. А вот, кстати, и она!
Платон повернул голову. В их сторону двигалась Амалзия, снова одетая в дорожную одежду, скрывающую её красоту, всё еще бледная, с тяжелыми синяками под глазами. Она нервно потирала шею, словно та болела, потом приблизилась к их столу и села напротив Платона.
— Что тут? Очередной заговор?
Платон открыл было рот, но его опередил Игорь.
— Шантри — мой старый друг, — он бросил взгляд на старика, — ему нужно в ту же сторону, что и нам. Можем мы взять его с собой?
Амалзия скептически оглядела летописца.
— У него есть деньги?
— О, моя дорогая, у меня есть кое-что лучше! — внезапно вмешался старик, облокотившись на стол. — У меня есть истории, множество историй со всех концов света.
— Историями сыт не будешь, — хмыкнула Амалзия.
— К тому же я неприхотлив, могу спать практически на голой земле, мало ем и крайне редко жалуюсь на жизнь, а уж в дорожных ситуациях я разбираюсь отлично и всегда могу дать совет.
Амалзия взглянула на Игоря с сомнением. Тот кивнул.
— Шантри не потребует дополнительного внимания, а польза от него действительно будет — он отлично управляется с повозкой и неплохо готовит. К тому же ему ехать с нами лишь полпути.
Амалзия сделала несколько коротких вдохов и выдохов. Да что с ней такое?
— Ладно. Пусть едет, но только пока не начнет доставлять проблемы. Возиться с болтливым стариком я хочу меньше всего. Хватает скрытного
Она встала и направилась в другой угол зала.
— Кажется, вы ей нравитесь, ребята, — хихикнул Шантри.
Игорь молча разлил оставшееся вино по их с Шантри кубкам.
— Догоняй уже давай, чего сидишь, — хмуро сказал он Платону. — Скрытный безумец, надо же. Так меня ещё не называли.
— Всё бывает в первый раз, друг мой. Так выпьем же за новизну!
На этих словах летописец резким движением поднял кубок вверх, чуть не облив вином всех вокруг. Игорь же приподнял бокал вверх с куда меньшим энтузиазмом.
— Я скоро вернусь, — сказал Платон и направился за Амалзией.
Она устроилась в углу, в удалении от остальных, практически не пила, только жевала какие-то зеленые листья. Платон присел рядом.
— Ты не пьёшь?
— Не хочу, чтобы в дороге голова болела. — Она провела рукой по волосам. — А ты, кажется, всерьез решил напиться.
— Чего? — удивился Платон. — Да я едва ли пару кубков выпил.
— Ну-ну. Всё это подступает незаметно, да?
— Ммм? — поднял бровь Платон.
— Принятые решения всегда нагоняют тебя рано или поздно, я об этом. — Её плечи приподнялись, локти прижались к ребрам, кисти оплели предплечья. — Иногда в новом виде, иногда ты даже не распознаешь их, но они всегда нагоняют.
Одна из рабынь поставила перед Платоном кубок с вином и исчезла быстрее, чем он успел что-то сказать. Он взял его в руку, впервые всмотрелся: грубая работа, простая обожженная глина, примитивная гончарный круг. Странно, что они используют глину, а не дерево — кубки частенько должны биться.
— Я не уверена, что ты понимаешь, к сожалению. Иногда кажется, что груз прошлого на тебя вовсе не давит. Будто ты попал сюда чистым и всегда уверен в том, что делаешь.
Амалзия поставила локти на стол, уложила подбородок на ладони. Во взгляде внезапно промелькнул интерес.
— И каково оно? Быть таким?
Платон тяжело вздохнул, сделал большой глоток и ответил:
— Сложнее, чем кажется, но проще, чем любой иной вариант. Знаешь, в моей юности была одна история. — Он потер внезапно занывшие в том месте, где его ранила мантикора, ребра. — Я тогда учился, хотел быть круче всех — стать богатым и умным, сильным и стильным. Был довольно заносчив, считал, что всегда прав, что победу нужно вырывать зубами, а сдаться — удел слабых.
— Продолжай. — произнесла Амалзия, глядя на него.
— Угу. И я встретил человека, мы вместе в школе учились. Он был умным парнем, толковым, из не самой бедной семьи. Учителя говорили, что у него большое будущее. Он был из тех, кому всё дается легко, а мне, напротив, всегда приходилось трудиться, чтобы получить хоть что-то. Так что я ему завидовал и втайне хотел быть таким как он.
Ещё глоток. Воспоминания слишком тревожные, чтобы просто так их рассказывать. Потребуются глотки побольше.