Чужеземец
Шрифт:
— Ты? — Гармай, точно обжегшись, вскочил на ноги. И несколько долгих секунд стоял столбом, ошарашено глядя на неё.
— Я, я, — подтвердила тётушка. — Да, правильно смекаешь. Оттуда и пришла, — завеса из молний колыхнулась в такт её словам. — А что да как, после обскажу, по дороге. Домой нам пора, в наш Высокий Дом. Дел невпроворот. С поганцем Хаонари разобраться надобно, правду о Господе извратившим. С теми, кто его за ниточки дёргает…
— А кто дёргает? — не утерпел мальчишка.
— А то
— Помню, — ощерился Гармай. — Только голыми руками не выйдет, а эти, тутошние… они ж у меня меч отобрали.
— Ишь, потеря, — пренебрежительно рассмеялась тётушка. — Дрянной солдатский ножик… Там-то, внизу, откопаешь в моём подвале штучку получше. Только вот с «Синей цепью» не одним железом воевать придётся. Слово Истины — это меч помощнее будет. А воевать надо… большие у них планы, сильно встревожились они… вернее, духи, коим служат. Вот он их распугал, — и тётушка указала на Алана.
— Без господина никуда не пойду, — решительно заявил парень. Нет, ну какой же упрямец!
— Гармай, так надо, — Алан знал, что стены между ними больше нет и мальчишка слышит его. — Иди с тётушкой. На Земле… На Терре… Убьют они тебя, и никак не защититься. Или хуже… сотрут всю твою память и будешь всю жизнь слюни пускать.
Забудешь обо мне, о ней… об Истинном Боге… Мне тебя будет не хватать… очень… Но сам видишь, откуда за тобой пришли. Слушайся тётушку… А там как знать… Может, по Божией воле и встретимся.
— Я буду ждать тебя, господин, — всхлипнул мальчишка. — Без тебя мне там тоскливо будет.
— Ишь, разнылся, — прокомментировала тётушка. — Ничего, обвыкнешься. Просто думайте друг о друге, в уме говорите — вот и встреча будет. А рассиживаться некогда. В Хагорбайе дюжина дюжин верных, и даже прибавилось ещё чуток. В Анорлайе Ихиари три дюжины обратил… дал ему Господь дар словесный, это молчуну-то угрюмому… В Таораме тоже интересующиеся есть, ждут, кто им слова Истины обскажет. И во Внутреннем Доме тоже есть… светлые слушатели… — усмехнулась она. — Да, и девочку ту, Илазугги, выручим из рабства храмового.
Тяжело ей там, бедняжке, приходится, а всё ж Христу верна остаётся. Ничего, управимся. Он вот и управится, — указала она на Гармая.
Алан потрясённо смотрел на неё.
— А ты-то хорош! — тётушкин палец упёрся ему в грудь. — Разнылся, пустыми угрызениями себя изводишь. Ах, всё напортил… ах, всё без толку было… Да как же без толку, коли столько людей к Богу Истинному потянулось? А думаешь, Он им не ответит, Он им руку не протянет? Думаешь, Он только в вашей
Всюду Он, везде Его дыхание.
— Но ведь не получилось же! — на глаза его выкатились жгучие слёзы — прямо как в детстве. — Не пустят к вам Церковь…
— Ишь, так прямо и не пустят! — дробным смехом рассмеялась тётушка. — Не пускал шакал тигра в лес… Церковь-то — она поболе будет, чем тебе мыслится. И уж Господь знает, как её к нам привести. Слишком ты, Алан, умный… А тут не мозгами надо…
— Что же мне говорить? — растеряно спросил Алан. — Не глупости же эти, какие китаец нашёптывал.
— А вот про то не знаю, — сухо отрезала она. — Про то тебе решать, не мне. А моё дело — неслуха твоего куда надо отвести, да присмотреть. Ну, поболтали, и будет.
Она повернулась к мальчишке, тронула его за плечо.
— Пора!
И когда оба они шагнули на дорогу, старуха вдруг вспомнила:
— На вот, возьми, — протянула она Алану деревянный крест. Тот самый, что он вырезал из твёрдого дерева «аргайси». Тот, что всего-то меньше месяца назад передал тётушке. — Пускай укрепит тебя. А нам пора.
Тётушка взяла Гармая за руку, и они пошли — сквозь пластиковые переборки, через лаборатории физиков, продырявили отдел безопасности, проткнули столовую. И дальше — не замечая титановой обшивки, по серебряным гвоздикам звёзд, мимо раздувшейся, как жаба, луны — вниз, в разрывы облаков, где затихла, ожидая рассвета, ночная степь…
Алан потянулся на койке, с трудом разлепил глаза. Птичка всё-таки долетела до гнезда, а кроны сосен слегка качало ветром — бывает такое, что внизу ничего не дует, а на высоте… У кого квартира на двадцать восьмом этаже, тот отлично это знает.
Хороший какой был сон… Расплылись детали, но осталось что-то солнечное… или нет… какой-то жемчужный блеск.
И ещё кое-что осталось.
На стеклянном столике для лекарств — лежал крест. Может, и не слишком умело вырезанный — всё-таки очень твёрдая древесина у этих аргайси…
А улыбчивый китаец Ли Сун уже не улыбался. Он смотрел на Шевчука без всякого выражения.
— Если вы не обнаружите мальчишку, живого или мёртвого, в течение пяти часов…
Потом будет поздно… Мы действительно не сможем задержать почту. Вы хоть интересовались, кто отец этой истерички Мортон? Вы понимаете, что крик поднимется на всю планету? И чем это кончится лично для вас?
— Да что вы так переживаете? — широко, по-деревенски улыбнулся полковник. — Нигде ведь нет мальчишки. Значит, и вообще не было. И с летёхой штатовским разберёмся, болтать не станет. А больше никто его и не видел, только мы с Иварсом Янисовичем. Знаете, как у нас в России говорят? Нет тела — нет дела.
2004–2005