Чужие-2: Планета отчаяния
Шрифт:
Замершее лицо искусственного человека казалось задумчивым и отрешенным. Можно было подумать, что он не занят своей, пока мало понятной остальным, работой, а просто созерцает. Но вот его рука напряглась, махнула в воздухе – и у самого подножия ближайшего конуса ярким фейерверком взметнулся к красно-фиолетовому небу взрыв.
Звукоизоляция заглушила его, был виден только сноп огня и мерцающие в тишине искры.
Некоторое время все смотрели туда как завороженные. Потом Рипли вздохнула. (Ее голова была настолько тяжелой, что долго
– Это очень красиво, Бишоп, но чего мы ждем?
Рипли заморгала – не от яркости крутящегося возле подножия конуса огня – для того, чтобы стряхнуть с отяжелевших век сонливость. Это помогало, но ненадолго.
– Этот взрыв должен привлечь внимание со стороны, – отвернулся от окна робот. – Это взрыв тревоги.
– Сколько он будет гореть? – глядя на огонь, спросил Хиггс.
– Четыре часа. – Бишоп сделал паузу и принялся докладывать все, что знал по этому поводу и что считал нужным сообщить: – Радиус свечения – тридцать километров, мощность – около сорока килотонн…
Хадсон еще раз бросил взгляд в сторону окна и скривился:
– Ни черта нам это не даст.
– Почему? – посмотрел на него Хиггс.
Хадсон вроде бы психовать не собирался; в нем говорил обычный пессимизм.
– Нас никто не заметит.
– Я не верю в это, – возразила Рипли неизвестно кому. Невыносимо хотелось спать.
– А почему мы не можем взорвать планету прямо отсюда? – невпопад поинтересовался Хиггс.
Он чувствовал себя не лучше.
– Потому что мы сами взорвемся вместе с ней, – невозмутимо пояснил Бишоп.
«А может, и лучше было бы: взорваться – и все, – снова начал хандрить Хадсон. – Во всяком случае, не придется долго ждать развязки. Раз – и все…» Его понесло:
– Еще четыре недели ждать! Да мы тут все сдохнем! Лучше гробы себе делать…
– Заткнись, – огрызнулся Хиггс. Меньше всего ему хотелось разбираться сейчас с чужими истериками.
«С ними всеми что-то происходит, – отметил искусственный человек, – Хотел бы я знать – что…»
– Да, ждать еще целых четыре недели, – незаметно поежилась Рипли. Смотреть, засыпая, в окно было уже невозможно – движение пара и дыма действовало не хуже сильного снотворного. Что-то она хотела сказать… Ага, вот: – Мы должны вызвать с орбитальной станции второй челнок.
Хадсон нервно промычал что-то неразборчивое. Можно было подумать, что у него внезапно разболелся зуб.
– Ну, и как мы его вызовем? – заговорил он голосом, готовым в любой момент сорваться на крик. – У нас передатчик не работает!
«Зачем я кричу? – одернул он себя тут же. – Так нельзя… Хватит!»
– Неважно, как именно, – упрямо мотнула головой Рипли. – Надо будет что-то придумать.
– Ни черта тут не придумаешь! Все равно все – к чертям! – снова не сдержался Хадсон.
Хиггс метнул в его сторону раздраженный взгляд.
– Заткнись! Заткнись!!!
– А как обстоят дела с передатчиком, который
Рипли поджала губы. Само существование этого человека вызывало у нее нервное содрогание. Что бы он ни говорил, у нее возникало желание броситься на него и задушить на месте.
«Нет, не сейчас… Все равно он не уйдет от расплаты!» – уговаривала она себя, но не могла в это до конца поверить.
Он спокоен – значит, у него есть что-то про запас. Что-то особо мерзкое – на другое он не способен. Но как его замыслы разгадать?
«Ну-ну, смотри, смотри на меня, милая! – мысленно поддразнил Берт Рипли. – Что, учуяла предстоящее веселье? То-то! Главное сейчас – это не застрять тут надолго. А вот потом уже поговорим».
«И все равно, что б ты ни придумал, к стенке ты станешь. Это я говорю!»
И еще один тур безмолвной дуэли взглядов и потаенных мыслей окончился вничью.
– Тот передатчик я проверял, – проговорил Бишоп, возвращая их к настоящему моменту. – Он поврежден. То есть поврежден канал связи. Мы не можем связаться со станцией напрямик, нужно будет кое-что переделать.
«Ну ладно, Берт, мне сейчас не до тебя. Еще посчитаемся!»
Рипли кивнула.
– Тогда кто-то должен пройти через тоннель…
– О, да! – взвыл Хадсон и, прочитав в глазах командира все то же «заткнись», стушевался.
– …починить передатчик, – продолжила Рипли, – и перевести его на ручное управление.
Хадсон хотел прокомментировать ее предложение парочкой выражений покрепче, но снова перехватил предостерегающий взгляд Хиггса.
– Очень интересно, – вместо заготовленной фразы выдавил он. – Ну и кто же захочет стать покойником? Как хотите, а я не пойду. Можете сразу меня вычеркивать…
– Я пойду, – негромко, но решительно заявил Бишоп, но его слова потонули в возмущенных возгласах: заявление Хадсона вызвало довольно бурную реакцию.
Шум прекратил Хиггс, подняв руку.
– Хорошо, мы тебя вычеркиваем, Хадсон.
В его глазах появилось презрение – Хадсон, заметив его, чуть не пожалел о так откровенно сорвавшихся с языка словах. Ну кто его просил так подставляться? Разве легче жить, зная, что тебя презирают?
– Я пойду, – повторил Бишоп.
Хадсон с умилением посмотрел на него.
«Да здравствует тот, кто придумал роботов!»
– Что ты сказал, Бишоп?
Хиггс никогда не смотрел на искусственного человека как на возможного подчиненного, которому можно отдавать приказы и посылать на задания, и поэтому был немало удивлен его заявлением. В первую секунду он даже не поверил, что эти слова сказал именно робот.
– Я пойду! – Брови Бишопа застыли в «псевдоудивленном» положении. В другое время его вид мог бы показаться комичным – сейчас же он мог тронуть и более черствые сердца. Спокойствие робота, удивленно-несчастный вид, особые, совершенно человеческие черты лица уставшего человека средних лет,