Чужие маски
Шрифт:
Оставался последний.
Самый крупный, он шагнул вперед, ухмыляясь...
Как Тони поднялся?
Как он смог ЭТО преодолеть?
Но смог как-то.
Сверкнула сабля — и вышла из груди подонка, покрасневшая от крови. Мужчина качнулся вперед и осел к ногам Лилиан. А следом осел и Тони, едва успев прохрипеть:
— Добей их!
Лиля выругалась так, что небу жарко стало.
А потом перехватила поудобнее свинорез.
Добить?
Значит — добить.
И надо это делать
Ребенок?
Все в порядке, она это чувствует... пока — в порядке.
Лиля шагнула к первому негодяю, и полоснула его по шее. Она медик. Она умеет лечить. Но и убивать она тоже умеет.
Контрольный удар, удар милосердия, соир бе §гасе — называть можно по-разному. Очень по-разному, а суть одна. Добей раненого.Иногда это делается из благородства, а иногда, чтобы он не добил тебя
Одиннадцать ударов — одиннадцать трупов.
Кто-то уже был трупом, до того, кто-то еще подыхал...
Лиле было наплевать.
Она механически, как безумный и бездушный робот перерезала глотки всем, кто валялся на поляне, заливая осеннюю пожухшую траву свежей кровью.
А и ничего.
От крови трава растет.
Потом она скорчилась на траве, но дать себе волю не посмела.
Как было бы хорошо!
Закричать, забиться в истерике, в конвульсиях, взвыть так, что Альдонай с небес выглянет...
Нельзя.
Держись, Аля, держись... ты должна!
За тобой твой малыш!
И Иртон.
И...
И даже Лофрейн, которому нужна помощь!
Расселась, идиотка!
Лиля выругалась еще раз и пошла к Тони. Пока он в бессознательном состоянии, самое время осмотреть его рану.
Спустя полчаса обстановка на поляне поменялась.
Трупы были в одной стороне, Тони Лиля кое-как перекатила на плащ и утащила на другой конец поляны. Не рядом же с этими оставаться... они и при жизни-то воняли, а уж после смерти — как стадо очумевших скунсов. И костер надо разжечь, и устроиться хоть как-то...
Лиля все же была врачом.Медиком до кончиков волос, и сейчас она отлично понимала перспективы.
Энтони обречен.
Рана в живот — здесь это приговор. Сколько ему осталось?
Она бы поставила на несколько суток. И то...
Как бедняга будет мучиться последние дни, лучше даже не думать. Явно разорван кишечник, рогатина — такое гадкое оружие, она калечит насмерть, с такими ранами, не факт, что удалось бы спасти и там, в двадцать первом веке.
Разрезать, удалить, промыть, зашить, обколоть антибиотиками — и то, ни один хирург не дал бы гарантии.
А здесь?
Когда содержимое кишечника оказалось в брюшной полости, а у тебя ничего рядом
Нет антисептиков, антибиотиков, нет — ничего нужного!!!
Будет она что-то делать, не будет, а конец один.
Женщину обуяла ярость.
Суки! Твари!
Да чтоб вы сдохли!!!
Хотя вы и так сдохли.
Чудовищно? Но здесь и сейчас Лилей владели боль, горечь, ярость и ненависть. Ей хотелось хоть как-то выплеснуть это отчаяние, и почему бы не на подонках, которые помешали им?
Негодяях, которые отняли жизнь в общем-то неплохого парня Тони, барону еще было бы жить да жить...
Ладно, Лиля готова была сама его убить! Но раньше! Раньше ведь!
Что изменилось?Когда?
Она так этого и не уловила. Может, тогда, когда они спали вместе под корнями выворотня, а наверху бушевала гроза? И барон обнимал ее, пытаясь согреть.
Может, когда они отбивались от волка?
Когда занимались любовью, жадно и отчаянно?
Когда вместе шли по лесу? К людям?
Или только сейчас, когда Тони жизнь положил, защищая ее?
Лиля не знала ответа. Но точно знала, что Энтони занял свое место в ее сердце. А теперь ее лишают шанса с ним разобраться. Один удар — и ничего. И пустота, и темнота...
По крайней мере, Тони верит в Альдоная...
Лиля погладила Тони по волосам.
— Вот так... добить я их добила. А дальше как?
— Умница, девочка.
Энтони открыл глаза.
*
Ее сиятельство так резко наклонилась к Энтони, что в спине что-то хрупнуло.
— Тони!
— Лили, ты цела?
Мужская рука нежно коснулась лица Лилиан, на белой коже остались кровавые следы, но Энтони не придал этому значения.
Какие мелочи! Ему не так много осталось, чтобы привередничать.
— Да. Со мной все в порядке.
— Ты их всех добила?
– Да.
— Молодец, хорошая моя. Боюсь, дальше тебе придется идти одной.— Тони...
Лиля едва сдержала слезы.
Черт побери! Альдонай, чтоб тебе всех верующих разом услышать, это несправедливо!!! ЗА ЧТО!?
Ответ Лилиан примерно представляла, но ее возмущения это не умаляло.
— Все хорошо. Я не планировал жить вечно, хотя надеялся подождать с этим приключением еще лет сорок — пятьдесят.
И он же еще и шутит. И утешает ее...
Лиля шмыгнула носом. Слезы так и хлынули потоком, и прошло минут двадцать, прежде, чем Лиля поняла, что ревет на плече у раненого мужчины, а тот хоть и кривится, но не отстраняется.