Чужое небо

Astrum

В Виргинии погода была еще более скверной, чем в Вашингтоне, небо налилось свинцом и почернело, дождь частил стеной и неустанно барабанил в лобовик. Баки, и без того чувствующий себя в высшей степени неуютно на переднем пассажирском рядом с человеком, которому собственноручно обеспечил клиническую смерть, все еще потряхивало, то ли от ломки, то ли от холода после прогулки в мартовскую непогоду. После стольких циклов заморозки-разморозки, далеко не всегда проводимых по правилам, его терморецепторы периодически сбоили, и обычно проблема решалась все той же силой воли, только теперь ко всему прочему мешались препараты

и нервы от полного не владения ситуацией. Одно наслаивалось на другое, и в итоге Баки изнутри сотрясало мелкой дрожью. Это становилось все заметнее, это делало его визуально уязвимым, и Баки готов был едва не выть от досады. У него путались мысли. Даже без его обычных проблем с вербальным общением, он не мог… просто понятия не имел, о чем можно было заговорить с рядом сидящим человеком. Ярость Старка и его жажда мести сполна укладывались в картину мира Баки, но вот поведение Фьюри…

Здесь даже абсолютно здоровая и трезвая логика горела синим пламенем.

По крыше машины, по лобовому стеклу остервенело лупил дождь, огни аэропорта расплывались на горизонте, превращаясь в цветные кляксы, и это значило, что большинство ближайших рейсов отменены или задерживаются, и залы ожидания будут забиты пассажирами. Невидящим взглядом прослеживая путь капель по стеклу, Баки сосредоточенно просчитывал в голове варианты: как затеряться в толпе и не наткнуться на блюстителей порядка, как обойти металлодетектор и не поднять сирену, как отбиться от преследования, никого не убив.

Согласно его умозаключениям, паркинг должен был быть переполнен автомобилями, но он оказался внезапно пуст, не считая единственного сиротливо припаркованного внедорожника, такого же, на котором его привезли.

Барнс не задавал вопросов, а Фьюри не был горазд на объяснения, хотя хмурый взгляд Баки мимо камеры заметил даже одним глазом.

– Можешь вволю позировать, фоторобот Солдата с тебя все равно не срисуют. Как один восставший из могилы другому, хочешь, дам дельный совет?

Баки невыразительно кивнул.

– Вовремя состригай патлы и почаще держи в руках бритву – и дополнительная маскировка тебе не понадобится.

Баки тяжело вздохнул, понимая, что ему не отвертеться. Не в этот раз.

До печально известных событий в Вене беглый преступник по вполне понятным причинам избегал людных мест, особенно аэропортов международного статуса, ровно как и путешествий самолетами. Но именно в таком месте он теперь находился. По мере удаления от паркинга люди встречались все чаще. В одном Баки оказался все же прав: залы ожидания были переполнены. Однако еще никто из случайных встречных не посмотрел на Барнса косо, зажав рукой телефон в кармане, чтобы, завернув за ближайший угол, набрать 911: ни бдительные пассажиры, ни сердобольные сотрудники, ни охранники, обычно цепко выхватывающие именно его небритое и угрюмое лицо из десятка других.

Пробравшись сквозь толпу, очень скоро они оказались в коридоре, значительно менее оживленном, но Баки предпочел бы вернуть назад оживление, чем иметь дело с рассредоточенным в пространстве спецназом. Двое с автоматами кивнули, в один голос рявкнув дежурное «Сэр!», после чего один из бойцов вручил Фьюри пухлый бумажный пакет, который тот подхватил буквально на ходу.

У следующих дверей также стояли двое, они также пробасили «Сэр!» и также легко пропустили их дальше.

Преодолев

таким образом еще один пост, они оказались посреди спроектированного по балконному типу перехода, с которого прекрасно обозревалось происходящее в атриуме уровнем ниже.

Барнс был обучен видеть то, что другим было недоступно: заглядывать под одежду и слои грима. Но времена менялись, технологии развивались, в том числе и технологии маскировки, позволяющие легко становиться кем угодно в любой угодный момент времени. А ведь даже без всего этого, без Земо, легко примерившего на себя личину Солдата, у Баки был наглядный пример того, насколько условна внешность в опознании личности. С ней Баки никогда не использовал внешность как достоверный критерий идентификации. Фигура, походка, жесты, манера держаться в пространстве, особенности поведения, известные лишь ему одному привычки – что угодно другое, и лишь в самом конце списка – внешность.

– Что происходит? – Баки с трудом оторвал взгляд от происходящего внизу, чтобы посмотреть прямо на Фьюри с немой просьбой об объяснении. Тот лишь кивнул в сторону и вниз, мол: «Смотри сам».

Девушка в рваных джинсах и высоких ботинках, в куртке с молнией на косую и в темном парике, с лямкой рюкзака на левом плече. Абсолютно другая, чем та, что заходила с ним в зал суда, непохожая, но для Баки узнаваемая среди тысяч. Справа от нее, на шаг впереди – сотрудница ЩИТа, Солдату давали читать файлы о ней еще три года назад. Кажется, Хилл. У нее откуда-то свежая ссадина на левой скуле и левая рука напряжена и держится как-то неестественно, вроде не сломана, но явно повреждена. Слева – оперативник в полной амуниции, вцепившийся в оружие.

Среди других присутствующих по другую сторону воображаемых баррикад – русские. По меньшей мере, один представитель, важная шишка, остальные, скорее всего, лишь массовка из охраны. Кроме них, еще один человек, американец, судя по чистоте речи, но его Баки до сегодняшнего дня не знал ни прямо, ни опосредованно. Он что-то активно втолковывал русскому, они о чем-то спорили и следом же о чём-то договаривались. Из-за расстояния и особенностей архитектуры помещения диалог был доступен Баки лишь фрагментарно, но даже этих фрагментов ему с лихвой хватило для понимания общей сути.

Между русским и неизвестным американцем прямо на декоративном парапете стояли кейсы. Самый верхний был широко раскрыт, красноречиво зеленея содержимым.

– Не знаю, какие проблемы с бюджетом у русских сейчас, но на моей памяти они от денег еще никогда не отказывались. Даже в пользу свершения правосудия и во имя исполнения гражданского долга. Самое главное с одного раза не прогадать с суммой.

– Зачем вы это делаете? – спросил Баки, наблюдая происходящее, словно коршун, и в голос его закралась недоверчивая озлобленность.

– Затем, что не хочу, чтобы национальный герой и друг не разлей вода – чтоб вас обоих – символа американской нации ошивался, где попало и с кем попало лишь потому, что его «миссис Смит» не повезло с гражданством.

– Когда Пирс выкупал меня, в его планах была благая с его точки зрения цель установить новый мировой порядок. Если в перспективе вы надеетесь, что она поставит производство сыворотки на поток, запатентовав за США формулу и обеспечив Америку несокрушимыми бойцами – этого не случится! Она не станет на вас работать!