Чужое побережье
Шрифт:
«Какое дело морю до залива…»
Какое дело морю до залива,
От свежей отстраненного воды,
Где уж давно барашковые гривы
Не бегают туды или сюды.
Но через линзу северной слюды
Ты глянешь на обплаченные ивы.
Оплачено? С Невы? Увы, не вы. И
Не вам по берегам следить следы.
И хоть так хочется воскликнуть: viva!
Но vita brevis. Витя брав и смел,
Волна же волатильна и пуглива,
Не приспособлена к какому-то из дел.
Песчинки лижет ли неторопливо,
Растрелли
Ли из сольцы и солнца тучей стрел.
…А лучше я придумать не сумел.
Какое дело морю до залива.
«Спи, ночь сентября, как и марта…»
Спи, ночь сентября, как и марта,
Те же двенадцать часов.
Дети уже потянулись за парты,
Птицы – на юг. Голосов
Птичьих и детских теперь не услышать,
Осень молчанку молчит.
Пересчитай повлажневшие крыши,
Я пересчитаю ключи.
Первый откроет небесную небыль,
Быль земную – второй.
Вот и пускай летят себе в небо,
Или их в землю зарой.
Третий оставлю – в твой сон ненароком
Тайную дверку открыть.
Вот тебе рифмы: на одиноко – не одиноко,
На умереть – жить.
«С чем тут спорить…»
С чем тут спорить? Со скормом? Со скромным?
Не скоромным? С диагнозом: жить
Не умеем, как хочется. Фить! —
И покроемся зеленью дерна.
Травам силы дадим и листам,
Как они там без нашей подачки?
Теорема довольно проста,
Хоть и втиснута в хитрый задачник.
Но и с глиной последней во рту
Буду булькать, хрипеть, не даваться:
Мне еще не назначено к праотцам!
Смерти нет! Смерти. net. Смерт… ту-ту…
«Пиши: по-человечески и нет…»
Пиши: по-человечески и нет,
По-рыбьи, и по-птичьи, и по-бабьи.
Пиши – и каждый (сон ли, нет?) сонет
Мне отзовется океанской рябью.
И каждый (кто? Manet или Monet?)
Окажется не злата ради,
А просто с вечностью наедине.
Совсем как та добыча радия,
Где грамм – добыча, помнится, и годы
Труда. И что ж – напрасен этот труд?
Но если слуги белку стерегут,
Скачи по-беличьи, минуя огороды,
Народы, роды (женский и мужской).
Пиши – делись тоской.
Но не давись тоской.
«Он не бредит, он бродит…»
Он не бредит, он бродит: дрожжи-то внесены,
А процесс ферментации тут небыстрый.
Коридоры кончаются стенкой, а у стены
Не прикинешься ванькой, шутом, артистом.
Время не кончилось – выбродит, выбродит сок,
Дай только срок (хоть давали срока немалые),
Будет лечитель добрым, учитель строг.
Им, а не нам век пропись свою пожалует.
Ели не виноваты, а виноват елей.
А виновато лотоса корневище,
Сок его тоже бродит – налей,
И будут блаженны духом нищие.
«Кораблям не знаю, где и место…»
Кораблям не знаю, где и место:
То ль внутри оно,
Так штормит! А приглядишься если,
Это только рябь на мелкой луже.
То ли в бесконечность уплываем,
То ли просто топаем на кухню.
В снах и то – по-всякому бывает:
То ли Троя строится, то ль рухнет…
Бесконечность – не уют, конечно,
Только манит, манит постоянно.
…Корабли на рейде постояли —
И уплыли – вечно, бесконечно…
МОЯ РОДО-СЛАВНАЯ
В холодную землю
Родства не помнят – ни Ивана,
Ни Моисея, ни Ноя – к чему им эти пазлы!
Все то, что тяжелей стакана,
Заведомо из рук выскальзывает.
Их вид смешон, убог, нелеп,
И образ жизни почти что скотский.
Они только и делали, что сеяли хлеб,
Но в холодную землю ложились не хуже, чем предки Бродского.
Приветят хлебцем и самогонкой,
И что я им? Случайный зритель.
Но я лучше с ними буду пить горькую,
Чем без них – дольче виту.
Черноземные волости
Все эти черноземные волости
И раньше не страдали вольностью.
Не Север, чай. Ну а теперь
Попробуй, выйди за околицу,
А то и попросту за дверь.
Тут ни валдайских колокольцев,
Ни прочего. Распуган зверь,
Но не пугливы идиоты.
Они хоть ходят на работу,
Но знать не ведают труда.
Чтят с понедельника субботу,
И только у ларька – страда.
Так жизнь гнобят – свою, чужую,
Совсем не понимают нас
И нажираются на раз.
Падут – и в ус себе не дуют.
…Но я люблю их.
Вот весь сказ.
Прогулки с Витей
Эх, dolce vita. Сладко, Витя? Что ж, Витек,
Смотри: родное пепелище.
Отсюда попросту убег
Любой, кто не хотел быть нищим.
Рванул вприпрыжку, со всех ног.
А мы с тобой тут пепел ищем.
Ну да – вот этот пепел нищих,
Вот этот дедов магарыч,
Припрятанный на случай «Ч».
Бежали, побросав посуду,
Брели сквозь ветры и простуды
В Москву, в Москву, в Москву, в Москву!
Как говорится, разгонять тоску.
А разогнали жизнь впустую.
Мою мелодию простую.
Ты, видно, Витя, не вполне…
Ах, бес, мне скучно, скучно мне!
Мы шли к отеческим гробам.
А тут бедлам.
Татарва
А тут татарва,
Что, по слухам, князей на бадье опускала.
Чего бы урвать
Мне у предков, стянуть с пьедестала?
Покуда они
Кочевали с вокзала к вокзалу,
За ночи и дни
Небось накопили немало.
Не чтили пророка,
Партийную книжку хранили
Как ока зеницу. До срока
Друзей хоронили.
Без мулл. Так, поплачут…
Так что, накопили?
Добыча? Раздача?
Вот тут неудача.
Лишь облако пыли
Стоит над могилами.
Сухо там, сухо.
По самое брюхо.
По самое брюхо.