Чужое побережье
Шрифт:
Вычитанье
Говоришь, что все наместники – ворюги,
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
…Забери из-под подушки сбереженье,
Там немного, но на похороны хватит.
Иосиф Бродский
Под матрасом. Да под каждой кочкой.
Столько уже встретил дней рожденья,
Что о дне ином – хотя б с отсрочкой,
Но пора подумать: вычитанье
Собирать готово до́лги наши.
И никто их не отпустит. Кашей
Не накормит. Не прикроет дланью.
Я вот тоже повторял за старшим:
Кровопийцы хуже, чем ворюги.
И
То, что верно в мире, где фелюги
Пристают в провинции монаршей
К берегу, маслины где, фисташки,
Не всегда подходит там, где вьюги,
И конвойный не дает промашки.
В палестинах наших – без обмана,
Густо кучерявит пух на рыльцах.
Здесь у нас в богах двуликий Анус:
Фас – ворюга, профиль – кровопийца.
Дружелюбные такие лица.
Ах, как хороши герои наши!
Как же их рожают-то мамаши?
«Так начинают: года в двадцать два…»
Так начинают. Года в два
От мамки рвутся в тьму мелодий.
Борис Пастернак
От тьмы мелодий рвутся к мамке
Своих детей. Их приласкав едва-едва
И только рассадив по лавкам,
Мчим с мужиками дергануть по банке.
Потом деньгу бы надо зашибить:
Стремимся в банк и матереем в банке.
Чины чинить, заборы городить,
Петлицу подставлять для ордена, медали…
И вдруг, как по башке дубиной – хвать!
Да мы почти что все просрали!
Вот тут и начинаешь начинать.
«Езжай, мой сын, езжай отсель…»
Ни к городу и ни к селу —
Езжай, мой сын, в свою страну, —
В край – всем краям наоборот!
Марина Цветаева
На шарике найдешь теперь
Немало мест, где шаг вперед
Не обязательно пятьсот
Шагов назад, где, говорят,
Не всё всегда наоборот.
Где не всегда конвойный взвод
На малых выгонят ребят,
Где не всегда затычку в рот,
Бывает – правду говорят.
Бывает голова вверху,
А ниже – ноги.
Где в хлеб не сыпали труху
И не смеялись над убогим:
Ха-ха, хе-хе, хи-хи, ху-ху.
О боги!
«Мы ели с ней суши, не забывая имбирь…»
…ты сказал мне: «Ну что ж, иди в монастырь.
Или замуж за дурака».
Анна Ахматова
Мужики за соседним столиком пялились на ее фигуру.
Я сказал ей: ну, всё – ухожу в монастырь.
Это все-таки лучше, чем жениться на дуре.
А она мне: Ахматова, мол, как же так?!
Чувства нежные бесконечно длятся.
Сударыня, я не такой мудак,
Чтоб попасться на книжную провокацию.
ЛЕГКОМЫСЛИЕ И СУЕСЛОВИЕ
Доска объявлений
Меняю первородство на чечевичную похлебку
И бабу, у которой я не первый.
Требования к похлебке: едкая, к бабе – ёбкая
И желательно не полная стерва.
С подлинным верно.
Талант зарыт в землю.
Надоело маяться!
Поможешь? Вот тут внимательно внемли:
Доход пополам (и корни, и стебли).
Карта прилагается.
Береги платье смолоду,
Сдавай
Бабенок по углам не тискай.
Живот держи в голоде,
Ноги – в тепле, кобуру – не пустою.
А голову? Да бог с тобою.
Первый в лени
Для того ли чистил печень,
Чтоб отлынивать от водки?
День намечен, час намечен,
Обеспечу водку глоткой.
Средь беспечных я беспечен,
Средь кручинящихся круче
Всех кручинюсь. Как из тучи,
Слезы лью. А если нечем
Позаняться – первый в лени
И в работе не второй.
Как учил товарищ Ленин,
Я в учебу с головой.
Пить до дна. По дну не ползать.
Мимо нот всех громче петь.
С удовольствием и пользой
Жить бы, если бы не смерть.
Техника безопасности
Скажу еще.
Скажу еще короче.
Поскольку память разум горячит,
Здесь многое (помянуто не к ночи)
Нам следует сначала обесточить,
А после обессволочить.
Портрет
Хорош у молодых куплет.
Умыли!
Придется подарить им свой портрет,
Отмыв его от пыли.
Старик Державин метит точно в гроб.
Он знает,
Кому оставить ямб (пяточек стоп),
Ну и гекзаметр.
Но холоден сей ритуальный инвентарь.
Он медлит:
Повадятся еще пускать винтарь
И петлю
В ход, бронзовея на века,
Поэты.
Пожалуй, придержу пока
Портретик.
Со змеей и без змеи
С змеею всяк – хоть грек, хоть жид —
Ведет беседы ежедневно.
Она, гремучая, гремит,
А ты готовишь тазик медный,
Чтоб им накрыть, накрыться чтоб.
Уж лучше в таз, чем сразу в гроб.
Готовишь также медный грош
И с ним ты шествуешь в аптеку.
На вывеске там узнаешь
Жену – родного человека.
Она мороженое ест
Из чаши форм необычайных.
Охота перемены мест!
Охота есть! Охота чаю!
…А без змеи совсем скучаю.
«Вот Черчилля любимый стул…»
Вот Черчилля любимый стул,
Стакан любимый Тэтчер,
Глоток хороший – и заснул
У камелька под вечер.
А вот те самые дрова,
Которыми премьеры
Ее величества, молва
Гласит, топили печь без меры.
А вот и шут, и лорд, шутя,
Уселись круг камина.
Тут даже смех, мое дитя,
Подобен аглицкому сплину.
А вот и я: я с кочергой
И вискаря стаканом
В каминном кресле, дорогой
Сыночек, – без обмана,
Застигнут лондонской пургой
В консервативном стане.
«Кукушки наши слабы в арифметике…»
Кукушки наши слабы в арифметике.
Я ей кричу: давай умножим на два,
А то не хватит на проезд билетика.
Она как будто даже рада,
Но делит – делит! – спрятавшись на ветке.
Усих поубывав бы!
«Всего-всего дождаться можно…»
Всего-всего дождаться можно
В России, если жить подолгу.
А если красться осторожно,
То в Каспий попадешь по Волге.
Узнаешь – дважды два четыре,
Увидишь – острова часть суши,
А лев несет такие гири!
И чушь несет, и бьет баклуши.
Тут околачивают груши
И офигачивают нервы.
И… Вот еще сказать: послушай,
Из всех всегда найдется первый,
Который в очередь на душу.
А населения – ни на дух.
Вот этого на этой части суши
Не надо.