Чужое счастье

Гудж Эйлин

Ее рот искривился.

— В какой-то степени это пугает меня даже больше, чем перспектива провести остаток жизни здесь.

В памяти Марка всплыли воспоминания о их медовом месяце: они совершали длительную прогулку пешком и натолкнулись на мертвого кролика, попавшего в ловушку из колючей проволоки; он изорвал себя в клочья, пытаясь вырваться. Фейс чем-то напоминала того кролика.

— Ты не одинока, — напомнил Марк, — у тебя есть я.

— Не говори ерунды, Марк. — Она продолжала смотреть на него своими грустными, все понимающими

глазами, заставляя его сомневаться в том, кто из них действительно сумасшедший. Ураган бился в окно, будто кто-то пытался ворваться внутрь — или вырваться наружу, — дождь лил как из ведра на непробиваемое стекло, бросая на лицо Фейс тонкую неровную тень.

— Кто она? — мягко спросила Фейс.

Эти слова прошли сквозь Марка подобно молнии, вспыхнувшей как раз в этот момент, оставшись каким-то жужжанием в его голове. Он хотел было все отрицать. Но Фейс так яростно боролась за каждый кусочек реальности, что заставить ее думать, будто она все выдумала, было бы очень жестоко. После долгой паузы он ответил:

— Никто, кого бы ты знала.

Фейс судорожно вздохнула, ее заплаканные глаза, казалось, стали больше и более блестящими.

— Ты ее любишь?

Вместо ответа Марк промолчал.

Фейс сидела, уставившись на него, и целая гамма чувств промелькнула у нее на лице.

Он со стоном притянул жену к себе, спрятав у нее на шее свое лицо. От нее приятно пахло, но это был тепличный запах человека, который редко выбирался на улицу. Фейс не отстранилась от него, но и не ответила на его объятия.

— Прости… — еле слышно прошептал Марк.

— Ты сказал бы мне, если б я не спросила? — хриплым шепотом спросила она.

— Я не знаю.

— Все в порядке, Марк. Я не осуждаю тебя.

— Я никогда не думал, что это случится. Я знаю, как это звучит, но…

Фейс отклонилась назад и приложила палец к его губам.

— Пора нам посмотреть правде в глаза. Мы должны были сделать это еще несколько лет тому назад.

— О чем ты говоришь?

— Я подала на развод.

Марк издал испуганный, недоверчивый смешок, вспоминая, как Фейс шутила, когда они были молодоженами, что если они когда-нибудь разведутся, то ему придется забрать ее как часть имущества.

— Ты так просто от меня не избавишься, — сказал Марк.

— Я не хочу от тебя избавляться.

— Тогда…

— Я хочу видеть тебя… но не сейчас. — Ее глаза умоляли его о понимании. — Дело не в тебе, Марк. Если мне когда-нибудь станет настолько хорошо, что я смогу отправиться домой, я переживу это одна. Я не могу стараться для нас двоих. Я устала. Это… это слишком.

— Фейс… — Марк потянулся к ней, но она мягко оттолкнула его назад.

— Пожалуйста. Просто… уходи. — Когда он даже не сдвинулся с места, она легла на бок, повернувшись к нему спиной и прижав колени к груди.

У Марка было такое ощущение, словно его буквально разорвали на две части. Часть его хотела этого, даже

молилась об этом. Не только о том, чтобы покончить с этими сизифовыми усилиями, но чтобы это было чьим-то чужим решением. Почему же он не чувствует облегчения?

«Хороший часовой никогда не покидает свой пост», — подумал Марк.

Но если то, что сказала Фейс, правда, ему не выиграть эту битву.

Наконец Марк поднялся. Фейс лежала так неподвижно, что он подумал, не спит ли она. Тихо, так тихо, как только ветер может прокрадываться сквозь щели, он наклонился и поцеловал ее в лоб, а затем беззвучно выскользнул из комнаты.

Последующие дни были тяжелее, чем он мог себе представить. Каждый день Марк опустошенный шел на работу и возвращался домой, заполненный болью других людей. Болью, которая заслоняла его от своей собственной, заглушала жажду любви и печаль, которые набрасывались на него. Марк перестал бриться, и когда его щетина превратилась в бороду, он подстригал ее только для того, чтобы его не приняли за сумасшедшего. Его глаза были спокойными, но красными от бессонницы. Хотя желание пить было слабым, как звон далекого колокола, однажды поздно ночью он позвонил своему другу.

— Джим? Это я, Марк. Я тебя разбудил?

На другом конце провода воцарилось недолгое молчание, и Марк представил, как Джим, прищурив один глаз, смотрит на часы у кровати.

— Уже полночь! — зло проворчал Джим. — Конечно, ты меня разбудил, черт тебя подери! — он тихо рассмеялся. — Что там у тебя стряслось? Снова проблемы с двигателем?

Джим Пеннингтон, механик для знаменитостей — единственный, кому Стивен Спилберг и Том Круз и им подобные доверяли свои «Ягуары» и «Бентли» — провел восемь тяжелых лет в клинике для алкоголиков и, окончательно излечившись, открыл собственную мастерскую. Это было двадцать пять лет назад, и с тех пор Джим не сходил с намеченного пути.

— Машина в порядке, — сказал ему Марк. — А вот насчет себя я не уверен.

— О’кей, я слушаю. — Насмешливые нотки исчезли из его голоса. Джим, с которым у Марка было меньше общего, чем с любым другим из его знакомых, оказался единственным человеком, которому он мог довериться.

— Фейс подала на развод. — Марк рассказывал Джиму об Анне и сейчас поспешил добавить:

— Это не то, о чем ты думаешь. Она говорит, что я ее сдерживаю.

— Ты в это веришь?

— Я больше не знаю, во что верить.

— Хорошо, чего ты тогда хочешь?

— Я хочу вернуть ее обратно.

— Которую из них?

— Этого я тоже не знаю. — Марк опустил голову на спинку стула, на котором он сидел, поставив стакан с тоником без джина на колено. В комнате было темно, ее освещал лишь свет из кухни, который Марк забыл выключить. — Я думал, что теперь у меня появятся ответы на все вопросы.

— Не тешь себя напрасными надеждами, док. — Марк услышал добродушную насмешку в голосе Джима. — Никто из нас ни черта не знает.