Чужое тело, или Паззл президента

Юрьев Зиновий Юрьевич

— Давай твои божественные драники. Капля чего-нибудь такого крепенького у тебя найдется?

— Для вас, Юрий Степанович, в этом доме всегда найдется то, что вам сейчас нужно. Коньяк или водочки? Есть еще горилка с перцем.

— Не будем обижать братьев малороссов, какие б там политические споры не велись, ставь, мать, горилку…

Ну что ж, силки расставлены. Кто в чьи попадет, он ли в Фэновы или Фэн — в его — это уже другой вопрос. Чьи силки лучше замаскированы, лучше расставлены и в лучших местах. Сейчас остается только ждать. Ждать и думать о Гале. Как он удержался тогда, когда нес ее после похорон на руках к ее кровати, удержался от того, чтобы прижать ее к себе

и нащупать пальцами ее позвонки, этого знать не дано никому. Хорошая баба, баба в самом лучшем смысле этого слова. И как Петя, я, мы сразу этого не поняли, не почувствовали этого. И нужны были какие-то импульсы, оставшиеся от Женечки при пересадке мозгов, чтобы почувствовать ее естество, почувствовать ее скрываемую сексуальность, страх перед жизнью, столичной жизнью, которая представала перед этой простой, в сущности, девчонкой из Рыбинска, надо думать, далеко не самой лучшей своей стороной. У каждой столицы есть изнанка, а Москва, как ему порой казалось, была одной сплошной изнанкой. Попробуй не потеряться в ней и не потерять себя. Немудрено, что Галя была так скована с мужем. Был он для нее, похоже, последним спасательным кругом в этом опасном и холодном жизненном море. И смертельно она боялась выпустить его из рук. Потому что выпустишь — и уж точно не выплывешь. Хоть на панель иди. Да и там-то тоже, наверняка понимала она, никто никого не ждет с хлебом-солью. Особенно в тридцать пять. Там своя конкуренция и своя иерархия.

И сейчас она, бедняжка, должна испытывать этот страх остро, как никогда. Она-то наверняка понимает или как минимум смутно догадывается, какая охота может начаться за ней сейчас, когда она, одинокая красивая молодая женщина, осталась хозяйкой роскошной в несколько миллионов долларов квартиры в центре Москвы. И как ей помочь? Конечно, самое простое было бы ему вернуться на место перед японским петухом, место, которое Петя освободил для него. Строго говоря, на свое место к своему петуху. Самое простое и самое невозможное. Потому что Галя всё равно будет подсознательно считать себя в таком случае предательницей. И это предательство опять станет непроходимой ничейной полосой в их жизни.

Наверное, как и в случае с силками, надо ждать. Ну а возвращаясь к господину Фэну, он, надо думать, начнет с меня. Старый упрямец Петр Григорьевич не захотел продать ему компанию, какие-то, наверное, думал китаец, чисто русские таинственные сантименты удерживали его. Основатель и всё такое. Но почему бы не сделать это неопытному человеку из Томска? У него-то сантиментов Петра Григорьевича быть не должно, прикидывал наверняка хитрый ванкуверский лис. Вопрос мог упереться только в цену, но похоже, что достопочтенный господин Фэн не остановится ни перед чем, чтобы только заполучить компанию и — главное — флэш-компьютер. То-то будет он неприятно разочарован…

Юрий Степанович позвонил Фэну в гостиницу. Интересно, как это ему удается каждый раз останавливаться в одном и том же номере? Они что, держат его для него круглый год? Чушь какая-то лезет в голову. И всё равно не хотелось ему идти в гостиницу. И не потому, что ожидал от новоиспеченного президента «РуссИТ» какой-то сверхъестественной хитрости в виде наблюдения за гостиницей. Хотя всё может быть. Кто бы мог подумать, что этот томский лопух на деле окажется эдаким расчетливым и безжалостным интриганом. Ни на йоту не лучше покойного Петра Григорьевича. И все-таки не стоит демонизировать этого томского гаденыша. Ну, повезло ему с этим мерзавцем ЮЮ, который продал томичу пленочку, но не его ж это заслуга, так уж просто получилось.

А не хотелось ему, наверное, идти в гостиницу по другой причине. В номере хозяином был китаец, посмотрите в окно на Красную площадь, какой сказочный вид, налить вам бурбона, очень рекомендую и тэ дэ и тэ пэ. Лучше

им пройтись по набережной Москвы-реки до Театра эстрады. На нейтральной, так сказать, почве. Лишить китайца с его Конфуцием его вежливо скрываемого превосходства. При котором он был хозяин, а Юрий Степанович — гость.

Фэн согласился с предложением прогуляться, и теперь они медленно шли по набережной. По серой совсем уже осенней неприветливой воде торопливо проплыл явно пустой речной прогулочный трамвайчик, словно торопился занять удобное местечко на зимней стоянке. Октябрьские скучные облака, наоборот, плыли совсем медленно. Уж им-то точно некуда было спешить. Время наступало самое облачное.

Юрий Степанович ждал, что сейчас его спутник спросит о том, как обстоят дела в компании, но господин Фэн шел молча, наверное, ожидая с чисто восточным терпением, когда заговорит Юрий Степанович. Восточное терпение явно брало верх, потому что Юрий Степанович не выдержал и сказал:

— Господин Фэн, у меня есть для вас весьма важное сообщение.

— Слушаю вас, достопочтенный Юрий Степанович.

Ишь ты, почему-то рассердился Юрий Степанович, «достопочтенный», дает мне понять, как нужно обращаться к нему. Черта с два, теперь мы на равных, лысый ученик Конфуция, и лебезить я перед тобой не собираюсь.

— Думаю, даже не думаю, а уверен, что в случае, если Евгений Викторович упрется и не захочет принять ваше предложение о продаже, и вдова не захочет, есть совсем другой подход, куда более обещающий.

— Слушаю вас, друг мой.

Вот уже и другом стал. Какой прогресс. Подожди, дружок, сейчас я ухвачу тебя за одно место и мы будем говорить как деловые люди. Юрий Степанович чувствовал, что заводил себя, собирая волю в кулак. Почему-то безумно тяжело было ему разговаривать с китайцем. Или это его надраенная блестящая лысина так на него действовала? Гипнотизеры ведь, говорят, пользуются всякими блестящими штучками, чтобы усыпить пациента. Ладно, господин Фэн все-таки не Кашпировский какой-нибудь, чтобы усыплять его.

— Понимаете, господин Фэн, — не досточтимый, а просто господин Фэн, — мне бы хотелось обговорить условия, на которых я буду готов поделиться с вами своей эксклюзивной, — он голосом подчеркнул слово «эксклюзивной», — информацией.

— Вполне разумно.

— Допустим, вы обещаете мне золотые горы…

— Что значит «золотые горы»? Это такое выражение?

— Это такое выражение, но учитывая все обстоятельства, моя информация может действительно оказаться золотой.

— Я весь внимание, досточтимый Юрий Степанович.

— Это я весь внимание, — ухмыльнулся Юрий Степанович. Кажется, я перехватываю инициативу, теперь только не упустить ее.

— Мне кажется, мы уже обсуждали с вами условия нашего сотрудничества. И сейчас и в будущем. Вы не только останетесь генеральным менеджером компании. У вас же, как вы мне говорили, есть пакет акций компании, и вы должны быть, прежде всего, заинтересованы в том, чтобы компания, а стало быть, и ваши акции стоили во много раз больше, чем сейчас. Так ведь?

— Так. Но ведь и в том случае, если компания останется в руках нынешнего владельца, но уже с новым продуктом, с которым можно выходить на любой рынок, стоимость акций всё равно увеличится.

Фэн Юйсян с трудом подавил раздражение и брезгливость. Вот уж когда слова Конфуция были как никогда уместными: благородный муж постигает справедливость, малый человек постигает выгоду.

— Не хочется обижать вашу прекрасную страну, достопочтенный Юрий Степанович, но неужели вы верите, что сможете выйти на мировой рынок так, как это умеют делать мои соотечественники? Что-то я нигде не видел товаров, особенно в мире информационных технологий, с лейблом «сделано в России». Зато практически всё, от мышек и клавиатуры до последних моделей ноутбуков, делается в Китае.