Чужой клад
Шрифт:
— Ну и слава Богу, — вздохнула Анастасия Михайловна и, приобняв внучку, погладила ее по голове.
И Полина вдруг на мгновение почувствовала себя маленькой девочкой, которой ничего самой не надо решать и ни за что не надо отвечать. Поддавшись порыву, она капризно-детским голоском воскликнула:
— Бабушка, мне хочется немного пожить здесь, дома. Можно я на какое-то время останусь в Лучистом? Надеюсь, Алексей не будет возражать.
Но Анастасия Михайловна, слегка отодвинувшись от внучки, строгим голосом сказала:
— Нет, милая моя, ты теперь
Полина не знала, что ответить, и замолчала в некоторой растерянности, но тут, к ее облегчению, вошли двое слуг и принялись накрывать на стол. Это дало ей возможность упорхнуть из гостиной, чтобы позвать Алексея.
Он бродил недалеко от крыльца и был явно углублен в свои мысли. Сбежав со ступенек, Полина окликнула его:
— Алексей! Идите к столу, уже подали чай с пирогами.
Он оглянулся, сделал к ней несколько шагов. По его лицу скользили тени от листвы, просвеченной солнцем, и от этого выражение лица казалось каким-то неуловимым.
Подойдя к Полине ближе, почти вплотную, он сказал:
— А ведь пора нам, дорогая супруга, звать друг друга на «ты», иначе так никогда и не привыкнем к семейной жизни. Да и бабушка не поверит, что наш брак всерьез. При ней-то хотя бы не обращайся ко мне, как к чужому. Договорились?
— Конечно. — Полина улыбнулась и взяла его под руку.
Она нашла вполне разумным намерение Алексея изобразить перед бабушкой видимость настоящего семейного союза и потому на входе в гостиную нарочно спросила мужа довольно громким голосом:
— Так о чем ты прочитал в этой старой газете, мой друг?
— Ничего интересного, дорогая, — в тон ей ответил Дуганов. — Там снова пишут о Рейнском союзе. Но я почти не читал, любовался цветочными куртинами. Твоя бабушка знает в этом толк.
Анастасия Михайловна, жестом пригласив молодую пару к столу, заметила:
— Ну, в Погожине-то сад и куртины не хуже. Екатерина Павловна хоть сама постоянно там не жила, но умела так подбирать управителей, что и сад и все хозяйство содержалось в порядке.
— Матушка привыкла вести дела по-мужски — особенно после того, как овдовела, — сказал Алексей.
— А кстати, Алеша, — обратилась к нему Томская, — меня уже спрашивали, почему на свадьбе не было родственников жениха. Ведь у отца твоего покойного, Кондратия Тихоновича, есть родной брат. Правда, он с Екатериной Павловной не ладил, но ты-то мог бы дядюшку позвать на свою свадьбу, все б солидней было.
— Да я бы и позвал, но даже адреса его не знаю, — развел руками Алексей. — Посылал я письма в Оренбург и другие места, но дядя Галактион пока не объявился.
— А со стороны Екатерины Павловны почему никого не было? — продолжала допытываться бабушка. — У нее же, помнится, были кузины?
— Нет, кузина умерла, осталась только троюродная сестра, но и она далеко, живет в Одессе, вышла замуж за тамошнего негоцианта, —
— В Одессе? — оживилась Анастасия Михайловна. — Да, много появилось новых городов в наших южных степях. Одесса, Херсон, Екатеринослав, Елисаветград… А раньше-то на юг от Полтавы только села были да казацкие паланки.
— Это все императрица Екатерина с Потемкиным основали новые города, — заметил Дуганов.
Бабушка слегка нахмурилась:
— Город основать — это хорошо, а вот крестьян закрепостить да запорожцев выслать из родной степи — это совсем не доброе деяние.
— Что поделаешь, не бывает во всем хороших государей, у каждого свои грехи, — рассудил Алексей.
— А по мне, так Елизавета Петровна была лучше других, — убежденно заявила Томская.
— Это потому, бабушка, что на период ее правления пришлась твоя юность, — улыбнулась Полина.
— Тогда вообще эпоха просвещения была, а теперь военная эпоха, — сказал Алексей.
— Ну, что до военного дела, так в этом Катерина, конечно, знала толк, — заметила Анастасия Михайловна. — Уж полководцев подбирать и ценить она умела. Ежели б сейчас Суворов был жив, так, может, не имели бы наши полки такого поражения под Аустерлицем. А то ведь выскочка этот корсиканский, глядишь, скоро и до России дойдет.
— Недаром же и Суворов сказал о нем: «Широко шагает мальчик, пора остановить», — напомнил Алексей. — Наполеон — не простой выскочка, это великий талант.
— Ты говоришь о нем с таким уважением? — удивилась Полина, привыкшая в политических вопросах прислушиваться к мнению бабушки и почтенных соседей. — Но ведь Наполеон — узурпатор, безбожник, всем приносит войну. Да и в делах морали он разрушитель устоев, как и его жена. Разве не так?
Алексей бросил на Полину один из тех неопределенных, снисходительно-ласковых взглядов, которые иногда казались ей насмешливыми, а иногда до странности волновали.
— Все не так просто, дитя мое, — сказал он с чуть заметной улыбкой. — И Наполеон не такой уж злодей-узурпатор, он пришел к власти под знаменем свободы. И безумие гильотины он остановил. Да и его Жозефину нельзя воспринимать столь упрощенно, как женщину сомнительного поведения. Она ведь немало настрадалась, сидела в тюрьме, ее могли казнить, ей пришлось спасать своих детей. А легко ли ей живется с корсиканцем? Ведь приходится ладить с его многочисленной родней. К тому же, говорят, у Жозефины слабое здоровье.
— Друг мой, да ты, кажется, сочувствуешь Бонапарту и Жозефине? — Полина недоуменно подняла брови и переглянулась с бабушкой.
Анастасия Михайловна заметила:
— Молодые офицеры часто восхищаются удачливыми полководцами.
— Дело не в удачливости, — покачал головой Алексей. — Он талантлив и ценит таланты в других, независимо от происхождения и состояния.
— Ну да, «свобода, равенство, братство», — пробормотала Анастасия Михайловна. — Лозунги, конечно, превосходные. Да только это не мешает Бонапарту быть тираном, по вине которого пролились реки крови. И еще, наверное, прольются.