Чужой огонь
Шрифт:
– Связаны. Лиц не видать от грязи. И почти окоченели – на фонарик еле реагируют. И… кажется, один… одна из них – девушка.
– Вашу мать, – прошипел полковник. – Сержант, срочно организуйте доставку людей в машину!
Врочек принялся отдавать короткие, четкие команды.
– Девушку мы принесли, – добавил солдат, который до этого молчал.
– Так заносите, олухи членобромные! – взорвался полковник, отталкивая их и выбегая наружу.
Среди трупов, подтаявшего от крови снега и бурых разводов он не сразу различил маленькое тельце, скорчившееся на обочине. Подбежал, взглянул в серо-белое от грязи и мороза личико.
– Ну,
Он внес девушку в салон, осторожно положил на скамейку и принялся растирать заиндевевшие щеки. Еле слышно приговаривая:
– А тебя, Бонах, я лично похороню. Похороню-похороню, не сомневайся, товарищ генерал-лейтенант… Вот только узнаю, что происходит. Узнаю, что творится в этом ссаном мире, и похороню.
Глава пятая
Бывают помещения, в которых чувствуешь себя неуютно, несмотря ни на что. Ни на хорошую обстановку, ни на дизайн интерьера, выполненный со вкусом, в приятной цветовой гамме, ни на гравюры на стенах, ни на шкуру перед незажженным камином.
Это потому, что они большие.
Просто в больших комнатах – слишком низкая концентрация уюта на кубометр…
Полковник в пятый раз за последние четверть часа снял очки и положил их на стол перед собой. Максиму был неприятен этот по-военному грубый, черствый человек с сухими пальцами и высоким бликующим лбом, но его солдаты спасли их от верной гибели на морозе…
После того, как девчонка-эллинес сбежала, друзья стали постоянно ощущать взгляд в спину. Этот тяжелый немигающий взор подгонял их, заставлял пренебрегать сном, а иногда и пищей.
В Омске они наспех закупили предметы первой необходимости, провизию в самой дешевой питачке и практически на последние деньги наняли экипаж до Новосибирска. Маринка совсем сдала. Она тихонько сидела возле окна кареты и глядела на ползущий за ним пейзаж. Кормить ее приходилось чуть ли не насильно. Фрунзик тоже замкнулся в себе. Между белых бровей у него прочно укрепилась глубокая вертикальная морщина. Егоров то пытался развеселить друзей бородатыми анекдотами, то впадал в хандру, то вдруг принимался скулить – какого фига они вообще затеяли эту дурацкую поездку?
На таможне при выезде из Омска Максиму показалось, будто погранцы косо смотрят на него, что вот-вот схватят и расстреляют на месте. Пришлось заварить остатки чая в ближайшей таверне и наглотаться суррогата, дабы хоть немного встряхнуться от надвигающейся паранойи.
А потом пошел снег.
И уныние достигло апогея, того момента, когда готово обернуться истерикой.
Также Долгову не давали покоя воспоминания о том случае, когда Фрунзик разговаривал со сбежавшей девчонкой. Это был какой-то другой Герасимов, пугающий. Не прагматик, не самодовольный эстет… а очень острый и жесткий человек, у которого в прошлом осталось нечто гнетущее. Нечто, требующее разрешения в будущем. «Наверное, это тоже паранойя», – решил в конце концов Максим, оставив тем не менее зарубочку в памяти.
Напали на них неожиданно. В первый момент Максиму показалось, что их экипаж куда-то врезался, но потом снаружи раздался крик кучера и захлебывающиеся всхрапы лошадей. «Неужели девчонка уже накапала Зевсу, и он так быстро среагировал? – мелькнула мысль. – Или снова бандиты?»
Левая дверь слетела с петель, словно ее кто-то выдрал.
Он пришел в себя от боли в затылке. Видимо, его крепко приложили чем-то тупым и твердым, но кожу не рассекли и череп вроде бы не проломили. Их связали и бросили на сиденья в экипаже с выставленными дверями, продуваемом насквозь. На полу уже образовался маленький снежный нанос.
Потом увели Герасимова и вполголоса с ним о чем-то беседовали. Очнулась Маринка и принялась тихонько, монотонно постанывать, покачивая головой взад-вперед. Максиму стало страшно – не хотелось вот так бессмысленно и паскудно подохнуть в трех тысячах километров от родного города. Связанные запястья и лодыжки затекли. Минут через пять Фрунзика привели обратно, злого и с разбитой губой.
– Что им нужно? – спросил Долгов.
– Про Торика спрашивали, – огрызнулся Герасимов. – Про наш план.
– А какой у нас план?
– Выжить, твою мать! Вот теперь весь наш план! Стрельба началась, когда стемнело. К тому моменту друзья уже теряли сознание от холода…
– И какого хера вам понадобилась АЭС? – неожиданно спросил полковник.
Максим некоторое время тупо смотрел на него, переваривая смысл вопроса.
– Какая еще АЭС?
– Ты пей чаек, пей.
Долгов послушно взял обеими руками теплый стакан и отхлебнул. Ногти на пальцах были обломаны, грязь намертво забилась под них за время этого долгого бесполезного путешествия. Максиму вдруг стало до слез обидно, что их затея так дешево провалилась, и они никогда теперь не узнают – верно было предположение Фрунзика или нет.
– Я не знаю ни о какой АЭС, – хмуро сказал он. – Зачем вы нас спасли, а, товарищ полковник?
– Потому что у меня был приказ, – очень спокойно ответил Пимкин. – Меня зовут Николай Сергеевич.
Максим промолчал.
– А ты знаешь, дружок, кто вас повязал?
– Разведка какая-нибудь…
– Это мы – разведка. А вас скрутили федералы.
– Федералы?
– ФСБ.
Долгов снова замолчал, хлебая чай. Через минуту полковник усмехнулся:
– Гляди, какая хрень получается. Ты узнаёшь, что вас схватили гэбисты. Что спросил бы любой невиновный человек в такой ситуации? Правильно! Он спросил бы: почему? По какой причине? Заметь, невиновный человек. А ты не спрашиваешь. Значит, ты можешь по крайней мере предположить причину вашего задержания.
– Где мы находимся? – спросил Максим, чтобы не молчать.
– Мы находимся в доме моего хорошего приятеля. В пригороде Новосибирска.
– То есть ваше командование не знает… – Долгов осекся.
– Мое командование тебя волновать не должно! – резко сказал полковник. – Ты мне будешь отвечать, какого хрена вы поперлись из Москвы в Сибирь?! Уж явно не на каникулы к бабушке!
Максим не знал, что Пимкину так и не удалось допросить раненого «языка» – тот умер, прежде чем ему сделали укол пентотала натрия. Поэтому полковник так и оставался в неведении. Он не знал ни о настоящей цели путешествия этой злополучной четверки, ни о мотивах нападения федералов, ни о том, на какой высоте служебной лестницы находится источник приказа задержать и допросить «диверсантов». То, что эта шпана не собиралась совершать никакой диверсии, он понял сразу же, как увидел их.