Чужой. Сердитый. Горячий
Шрифт:
Я невольно хмыкнула. Пора было уже привыкнуть, что он считает меня своей безотказной шлюхой. Только вот теперь есть огромная шпилька — он сам дал мне возможность быть вольной.
— Тебе не помешают физические нагрузки для выносливости и хорошая растяжка, — пояснил Гордеев, но я прекрасно понимаю, о чём идет речь на самом деле.
— Я не очень пластичная, танцы мне мало чем помогут, — отмахнулась я.
— Ещё вчера ты сказала, что была чирлидером в школе, а теперь у тебя какие-то проблемы? — лицо Гордеева напоминает жесткий гранит, который надвигается над моей неприкрытой
— Я полтора года пыталась попасть в основной состав чирлидеров, а ты хочешь, чтобы через несколько месяцев я непросто сидела на поперечном шпагате, но и на твоём члене. Супер, но такого точно не будет, — высказалась я, грубо отставив пустую чашку чая в сторону, случайно её опрокидывая на стол, из-за чего хрупкий сервиз моментально треснул.
— Ты в любом случае будешь сидеть на моём члене. Не будешь заниматься сама, я помогу, но не обещаю, что после моей помощи ты сможешь нормально ходить, — своеобразно поддержал меня Гордеев, и я на мгновение застыла, почувствовав, как мной овладевает раздирающая сердце ярость.
И этот человек только что сказал мне, что собирается вкладывать свою душу в ребенка?
Мой подбородок дрогнул, как от удара, а сердце сжалось от его холодного тона. Заметив мой пристальный уничтожающий взгляд, он усмехается, вернувшись к завтраку, попутно что-то печатая в своём телефоне.
Знает, что у меня нет выбора, но сегодня всё не как всегда…
Я отстранилась от стола. Правая рука сметает ближайшие тарелки с поверхности. Мне вдруг стает невыносимо обидно от несправедливой судьбы, которая непросто подшучивает надо мной, а извращенно издевается и толкает в беспросветное дерьмо.
Максим очередной раз морально поставил меня на колени, и эта капля стала последней.
Тяжело дыша, я пытаюсь подавить слезы, но совершенно поздно — они уже у меня на глазах, такие горькие и обжигающие. Поднявшись с места, я несколько раз тяжело сглотнула, постаравшись проглотить тяжелый камень, который не дает мне спокойно дышать. Ничего не вышло.
— Знаешь, что самое противное, когда я рядом с тобой? Это наш и без того извращенный секс, которым ты подавляешь и унижаешь меня. Сколько раз ты заставлял меня проделать все те отвратительные вещи? Это низко даже для тебя! Чего ты добиваешься? Покорности? Я научилась тебя слушать и слышать, подчиняться любой твоей прихоти, и подавлять собственную силу воли и достоинство, а ты относишься ко мне, как к шлюхе, которую подобрал на улице… Нет, даже к ним относятся лучше, чем ты ко мне! — стукнув ладонями по столу, я, вздрагивая от всхлипов, развернулась, задевая тяжелый стул, который шумно падает на пол.
В этом доме уже давно не было такого крика души, если не считать моих криков в супружеской спальне. Думая об этом, я злюсь ещё сильнее, не в силах удержать чашу, в которую накапало слишком много обиды и утаенной ненависти.
— Ярослава! — громко окликнул меня Максим, когда я намеревалась сбежать из столовой, но вместо этого передо мной выросли две большие фигуры моих надзирателей.
Один из охраны, как назло, оказался Эльдар. Сейчас я уже не в состоянии подбирать правильные слова…
— Вы… —
Хватать так полковника у меня не хватило бы смелости, несмотря на всю мою вспыхнувшую злость. Он продолжил неподвижно стоять в стороне, не проявляя никаких эмоций, но взгляд все-таки выдал недоумение надзирателя.
Эльдар, в свою очередь, посмотрел на меня немного удивленно.
— Что уставился, поддонок? Знает ли твоя жена, что ты каждый день смотришь, как издеваются над женщиной вне закона и всячески её унижают, избивают, насилуют? Тебе нравится на это пялиться?! — я дернула мужчину за руку, где на безымянном пальце есть кольцо. — Чтобы сказали твои дети? Чтобы ты делал, если бы с ними случилось подобное? Молчишь? Ублюдок… — я так надрывно кричу, что мой голос мгновенно охрип.
Оттолкнув от себя мужчину, который впервые изобразил на своём лице замешательство, он продолжил меня игнорировать, глядя прямо на Гордеева, ожидая его приказов.
— Почему ты не смотришь на меня? — я толкнула его в грудь.
Он не сдвинулся с места и тогда в ход пошли кулаки, но полковник меня перехватил и удержал в своих руках, взглянув в мои глаза так проникновенно, что я в один момент задержала дыхание и перестала упираться.
— Тише, это того не стоит, — прошептал он едва слышно у моего уха, очень медленно выпуская из крепкой хватки мои плечи.
— Ярослава, — снова обращается ко мне Максим.
Я подавлено всхлипываю, едва не проскулив. Как же сильно хочется кричать снова и снова, пока он не усвоит мои слова раз и навсегда, но все-таки молчу…
Ожидая поддержки, смотрю на Эльдара, который прячет взгляд и отступает от меня, когда из-за стола поднимается Господин.
«Между нами никогда не было любви, и ты это знаешь, Максим. Подавись своей любовью! Подавись! Подавись! Подавись!» — я не могу держать себя в руках. Как он этого не видит? Зачем он каждый раз доводит меня за грань, когда я не могу овладеть собой?
Максим приближается ко мне медленной и хищной походкой. Я отступаю на несколько шагов, испуганно сжавшись, чувствуя сильную дрожь по всему телу. Я знаю, что наговорила многое, и, к сожалению, мне не стало легче.
Лицо мужа заметно ожесточилось, на скулах бегают желваки. Его глаза наливаются тьмой, и такое происходит, когда он хочет жестоко меня наказать и подчинить своей воле.
Гордеев останавливается в шаге, пока я отвожу взгляд, стирая с лица слезы собственного поражения. Кажется, это был пятый срыв за все месяца, которые он меня изводит всеми доступными и недоступными способами.
Я ещё круто держусь, раньше бы и нескольких дней не продержалась без подобных скандалов…
— Смирись, — единственное, что слетает нерушимым словом и худшим наказанием в ответ.
Я, сбито дыша, поднимаю глаза на его лицо, не выражающее абсолютно ничего.
— Собирайся. Выходим через семь минут, — говорит Максим.
— И это всё? — раздраженно слетает с моего языка.
Он остановился, не дойдя до двери, едва повернув голову в сторону, отчего я заметила его ядовито-ползущую усмешку на губах.