Чужой. Сердитый. Горячий
Шрифт:
Перед нами только одна дорога, которая ведет к этому черному полыхающему дыму. Авария на дороге? Прямо перед нашим носом? Прямо там, где остановилась чертова машина этой твари с моей похищенной женой? Мой подбородок дрогнул от сумасшедшего предложения в голове.
Когда звонит телефон техоранителя, Эльдар слишком медленно тянется к гаджету, убивая мое терпение. Он внимательно слушает едва различимый голос по телефону, обращая на меня шокированный взгляд полный отчаянья.
Эльдар останавливается на обочине дороги. В этот момент во мне все выворачивается наизнанку и тухнет.
— Сейчас
— Что происходит? — раздражаюсь я, совершенно слетая с катушек. — Эльдар, отвечай мне!
— Господин Гордеев, мне очень жаль, — едва шепчет он, тяжело сглатывает и нервно, всего на секунду, кидает в мою сторону взгляд, наполненный печалью. Его глаза блестят от влаги, лицо бледное, а страх такой сильный, что по моей коже бегут мурашки от осознания происходящего. — Машина с Вадимом Волковым и вашей женой только что разбилась, слетев с моста. Этот взрыв… Взорвалась машина. Наши люди утверждают, что никто не выжил.
Ошеломление поглощает меня с головой, сердце больно сжимается в груди от плохо предчувствия, а я, задержав дыхание, немигающим взглядом смотрю на мужчину, стараясь найти хоть долю лжи или насмешки.
Нет. Это все не правда. Она не могла так просто уйти от меня. Не могла!
Как это случилось? Почему?
— Вперёд.
— Господин Гордеев, там все в плачевном состоянии, вы не готовы…
— Я сказал — вперёд! — из меня вырвался звериный рев, заставивший передернуться мужчину. Отворачиваюсь к окну, прикрыв глаза и сжав кулаки. Не верю… Не верю! Все не должно идти таким чередом. Это все ложь!
Ровно четыре минуты пути превращаются в вечность. От напряжения виски пронизывает боль, руки мелко дрожат, а когда я вижу мост — перестаю себя контролировать.
Эльдар не успевает остановить машину, как мое тело содрогается и самовольно двигается, открывая двери, почти выпрыгивая из салона на ходу. Сердце трепыхается в груди, ударяясь до боли о ребра, и я ощущаю, как дрогнул подбородок, когда взгляд врезался в чертову сорванную с петель ограду моста. Вокруг мои люди, поспевает полиция с оглушительной сиреной, и скорая помощь… Десятки пар глаз вонзаются в меня, а я покорился своему страху, не в силах сделать больше и шага к этому губительному обрыву…
Она не могла умереть, не могла!
Но я вижу другое, когда онемевшие ноги делают рваные шаги, и я подхожу до края моста, взглянув вниз. Перевернутая машина, обгоревшая, почерневшая, а запах зараженного мяса оглушает меня… Увиденное подкосило мои ноги, и я, едва сдерживая рвоту, цепляюсь за возникшего рядом телохранителя.
— Максим Викторович… — прошептал он, смотря мне в лицо, не давая осесть на асфальт. — Сядьте в машину, Максим Викторович.
Меня все-таки выворачивает наизнанку за машиной, но выплескивается несколько чашек чёрного кофе, а после желудок крутит в бешеных судорогах.
— Это твоя вина, — рычу я, вырывая свою руку из его захвата Эльдара, который пытается мне помочь, — ты ее упустил. Допустил это! Я тебе доверил ее жизнь! Ничтожество… — голос дрогнул, а мое лицо омыли горячие, проникновенные, давно забытые слезы… От этой сильнейшей боли внутри захотелось
Боль — это не то слово, что может ассоциировать мое состояние, это лишь верхушка разрухи внутри меня. Нечто по-зверски раздирает мою грудь в клочья, пытаясь убить острыми когтями эмоционального перенасыщения.
Это убивает ОНА, так давно пробравшись под мою кожу, так легко въевшаяся в мое сердце…
Не выдерживаю, совсем не могу сдержаться и прежде, чем обдумываю происходящее вокруг меня безумие — Эльдар уже лежит на лопатках, а мои ноги не жалеют этого бесчестного ублюдка, который допустил смерть моей жены, моей Ярославы.
Опомнился, когда меня оттащили от телохранителя мои же люди, что-то говоря, вопрошая успокоиться. Но я не могу…
Единственное, о чем сейчас я могу думать — убить всех, кто причастен к ее смерти. Меня трусит словно в сильнейшей лихорадке, перед глазами все размывается черными пятнами и меня сажают на что-то твердое, окутывая мои плечи теплым пледом. Рядом мельтешит белый халат, голоса вокруг похожи на белый ничего не значащий шум, который я уже не могу воспринимать. В груди сжимает, тянет, пронизывает…
Перед глазами только ее образ, заставляющий страдать на физическом уровне…
Внутри вместо пожара и ярости, через некоторое время приходит холод и апатия, давшая мне возможность немного успокоиться. Не знаю, сколько прошло времени, может полчаса, а может и несколько часов, когда я понял, что солнце начало закатываться за горизонт. Вокруг людей стало в разы больше.
— Господин Гордеев, пожалуйста, выпейте это. Нужно выпить лекарство до дна, — в моих руках чашка, что-то горячее, обжигающее ладони… Чужие руки помогают моим дрожащим подняться и выпить что-то кисло-сладкое, имеющее запах цитрусов. Не могу оторвать взгляд от разрушенной ограды моста, и меня гложет сомнительное чувство какого-то недоверия, но убийственное ощущение обреченности заставляет отчаяться и страдать.
Глаза видят одно, а вот сердце… Не верит, не воспринимает подобную изуродованную правду, тяжело выдерживая подобное в реальности. Не так все должно быть. Не так она должна умирать, не с тем человеком, не при таких обстоятельствах… Единственная ее угроза — Я, а не сбившаяся с управления машина.
Встаю на ноги, но меня ведет в сторону, отчего я цепляюсь рукой за дверь машины, тяжело передвигая ногами. И рядом снова возникает телохранитель — будущий смертник. Эльдар едва держится на ногах сам, но озабоченно наблюдает за мной и прикасается своей ладонью к моему плечу в сожалеющем жесте.
— Не прикасайся ко мне, — несдержанно сдернул его руку со своего плеча, на что он едва заметно поморщился, а его вторая рука легла на поврежденные ребра. — Ты не жилец. Можешь не сбегать, я все равно найду и убью, — угрожающе произношу я, глядя на мужчину, который, как и всегда остается сдержан, практически холоден ко всем моим словами и угрозам.
— Я не стремлюсь от вас сбежать, Господин Гордеев. Только хочу помочь, позвольте, — он снова тянет ко мне ладонь, на что я оборачиваюсь куда резче, но не могу сконцентрировать свой взгляд, когда перед глазами снова пятна, а меня одолевает новая волна гнева на свою никчемную слабость.