Чужой

Юргелевич Ирена

В кустах что-то зашуршало. Они остановились затаив ды­хание. Треснула сухая ветка, другая, третья, кто-то заворо­чался, как будто большой зверь продирался сквозь чащу, и вдруг из-под живой изгороди, у самой земли, показались вы­тянутые руки, а потом лохматая мальчишеская голова. Руки держали яблоки. Мальчик выполз из-под изгороди и вскочил на ноги. Это был Зенек.

Четыре пары глаз впились в него. Он стоял, не шевелясь, одни только руки с яблоками незаметно уходили назад, пока совсем не скрылись за спиной. На щеках у него выступили красные

пятна, поползли на лоб, на уши, потом пропали.

— Зенек? — тихонько крикнул сдавленным от изумления голосом Юлек. — Зенек?!

Больше никто ничего не сказал, не двинулся с места. Вне­запно выражение лица у Зенека изменилось. Раздался непри­ятный, отрывистый смех.

— Ну, чего уставились? — презрительно бросил он. — И вообще... откуда вы тут взялись?

— Мы шли... Мы думали, что ты… что хлеб... — беспомощно забормотал Юлек, как бы оправдываясь — Мы шли тебя встречать... и вот... А потом мы увидели птицу...

Зенек снова рассмеялся и протянул руки, показывая боль­шие светло-зеленые яблоки.

— Видали? Бумажный ранет. Сладкие! Можете взять себе, я уже наелся.

Уля отступила и спряталась за Мариана, Вишенка опу­стила голову, Мариан вздернул брови, а Юлек беспокойно пе­реводил взгляд с Зенека на Мариана, а с Мариана опять на Зенека.

— А может, сами себе нарвете? — небрежно спросил Зе­нек.— Сторожа нету, можно идти свободно, — соблазнял он. — Если, конечно, найдется среди вас смелый.

— Я пойду! — поспешно откликнулся Юлек и рванулся вперед. — Я!

— Юлек! — резко сказал Мариан.

Девочки промолчали. Юлек опять стал около Мариана.

— Правильно, — насмешливо проговорил Зенек. — Этот спорт — не для трусливых.

«Спорт»? Это воровство, а не спорт!» — с возмущением по­думал Мариан. Но разве можно сказать такую вещь вслух? Мариан не мог.

— Я не трус! — крикнул Юлек.

— И я тоже! — порывисто сказала Вишенка, оскорбленно блеснув глазами. — Не смей так говорить!

— А почему бы мне не говорить? — издевался Зенек. — Доказательств нет.

— Может, вернемся на шоссе? — предложил Мариан. Он казался спокойным, но на самом деле был глубоко

уязвлен. Зенек не имеет права называть его трусом! Разве вчера он не доказал свою смелость? Зенек должен был бы об этом помнить!

— Можно, — легко согласился Зенек.

Они молча повернулись и пошли к шоссе. Впереди тороп­ливо, как будто убегая от кого-то, шагала Уля. Она снова и снова переживала ту мучительную минуту, когда Зенек, блед­ный, стоял перед ними с яблоками в руках и его щеки покры­вались краской стыда.

А Зенек спрятал три яблока в карман, а четвертое начал есть, с хрустом откусывая большие сочные куски. Он шел вразвалку, беспечно оглядываясь по сторонам. Доев яблоко, он закинул огрызок далеко в поле и спросил, ни к кому не об­ращаясь:

— Что же это была за птица?

— Большая такая, голубая, — поспешно ответил Юлек, радуясь, что наконец прервалось томительное молчание.— Присела на

дерево и сразу опять полетела.

— Вся голубая или только крылья?

— Вся!

— Это сизоворонка, — определил Зенек. — У сойки только крылья голубые.

Когда они оказались на шоссе, Мариан сухо спросил Зенека:

— В магазин пойдешь?

— Зачем?

— А за хлебом?

— На что мне хлеб, я яблок наелся, — насмешливо отве­тил Зенек.

— Ну, тогда пошли обратно.

— Как! — горячо запротестовал Юлек. — А лимонад? Мы же собирались пить лимонад! Вы же обещали! Обещали!

— Нм уже расхотелось, не видишь, что ли! — ответил Зе­нек. — Переживают из-за всякой ерунды.

Глаза Вишенки снова загорелись от гнева. Насмешки Зенека уязвляли ее до глубины души. Он еще никогда так себя не вел! Пусть он старше, сильнее, храбрее их всех, но до сих пор он не имел обыкновения хвастаться этим и никогда не старался подчеркнуть, какие они по сравнению с ним глупень­кие и маленькие. А сейчас старается. Почему? Потому что рвал яблоки в чужом саду, а они этого делать не стали? Он сказал, что это спорт для смелых. «Он еще увидит, какая я смелая!— твердила про себя Вишенка. — Увидит!» И, чтобы показать, что все его насмешки ей нипочем, она решительно заявила:

— А вот и нет, ничего нам не расхотелось! Пошли!

* * *

Теперь шоссе взбирается в гору, к вершине холма, на кото­ром широко раскинулись постройки госсельхоза. Вот и камен­ный дом, в котором когда-то был трактир. Теперь здесь коо­перативная лавка.

Уля, Вишенка, Мариан и Зенек усаживаются на скамейку перед лавкой. За лимонадом идет, разумеется, Юлек. Купив лимонад, он ухитряется еще выпросить для девочек баночку из-под горчицы. Сам он считает, что пить лимонад из банки— недостойная слабость, и уверен, что Мариан и Зенек придер­живаются такого же мнения.

— На, — говорит он, протягивая бутылку Зенеку. Вторую он вручает Вишенке.

Зенек делает несколько глотков и передает бутылку Мариану. В это время к магазину подъезжает тележка. На та­ких широких тележках огородники возят на базар овощи и саженцы. Лошадью правит молодая женщина, рядом с ней, положив голову ей на колени, спит маленький мальчик. Жен­щина привязывает вожжи к сиденью.

— Сиди, сынок, — говорит она мальчику, который, припод­нявшись, сонно смотрит вокруг. — Спи спокойно. Мама сей­час вернется, сию минутку.

Мальчик снова укладывается, женщина спрыгивает на зем­лю и входит в магазин.

Мариан пьет лимонад мелкими глоточками, так медленно, что глаза Юлека начинают следить за уровнем жидкости в бутылке с некоторой тревогой. Однако Мариан человек справедливый. Он держит палец на половине бутылки и время от времени проверяет, сколько ему еще полагается. Наконец Юлек получает долгожданную бутылку и, в свою очередь, так долго цедит любимый напиток, что на пороге магазина пока­зывается продавец, обеспокоенный судьбой посуды.