Чужой

Таган Атаджан

Таким образом, избежав Хивы и Бухары, Блоквил может рассчитывать на встречу с Говшут ханом после того, как туркмены разберутся со всеми пленными.

В случае, если главный текинский хан откажется принять его, Блоквил обратится к нему с письмом. Так он решил для себя. И он уже начал мысленно составлять текст письма, которое еще неизвестно когда будет написано, да и то, если для этого будут условия. “Высокочтимый господин Говшут хан!” Или же “Его высокопревосходительству господину Говшут хану…”

… Заранее извещенные, на просторную площадь Мерва,

называемую базаром Хангечен, начали стекаться толпы людей. Ни на минуту не забывая о собственной безопасности, туркмены на совещании аксакалов решили не собирать всех пленных в один день и в одном месте. Их разделили на несколько групп и вызывали в Хангечен по очереди.

Решили немного повременить с пленным генералитетом, людьми, которые сами в состоянии заплатить за себя выкуп, и пока что не избавляться от них. Потому что те, кто получил надежду на скорое освобождение из плена, будут с нетерпением ждать заветного дня. А вот бедняки, не надеящиеся на счастливое избавление, которым нечего терять кроме своих оков, представляли для туркмен опасность. Для своего спасения они могут пойти даже на насилие. От таких надо избавляться как можно скорее.

Судьба пленного Блоквила решалась на второй день. Вместе с другими тридцатью-сорока заложниками его привели на площадь Хангечен. Он попытался заглянуть в лицо каждому встречному в надежде встретить знакомого. Однако никто из знакомых ему не попался. Зато француз заметил, в каком ужасном состоянии находятся пленные. Было видно, что всю неделю, прошедшую после окончания войны, их держали впроголодь. К тому же они испытывали унижение и моральные муки, отчего сейчас выглядели особенно жалкими, еле волокли ноги.

Среди сотен пленных и десятков туркмен-охранников Блоквил вдруг разглядел предводителя авшаров Юсуп хана. И хотя идти в такой толпе было трудно, все же пленный француз прибавил шагу и приблизился к пленному авшару. Но долго поговорить им не довелось. После взаимных приветственных кивков Юсуп хан первым произнес:

— Я никогда не забуду, как ты спас меня, господин!

“Ничего себе господин с завязанными за спиной руками!” — усмехнулся Блоквил и торопливо спросил:

— Куда тебя забросила судьба, хан?

— Я в урочище топазов. На берегу Алашаяба. Возможно, я скоро освобожусь. Мои друзья в Хорасане сейчас заняты этим… Если буду свободен… Я твоего добра не забуду…

Слившийся с толпой Юсуп хан скрылся из виду пленного “господина”.

Однако через некоторое время после этого глаза Блоквила вновь загорелись. Он обрадовался так, словно встретил своего ровесника, с которым играл в детстве, увидев подростка, который во время войны лепил из глины пушку. Тот тоже бросил на француза взгляд. Блоквил ответил знакомому мальчику улыбкой. Со стороны было видно, что подросток неплохо себя чувствует, да и внешний вид у него был получше, чем у остальных пленных. Походка и взгляд мальчика говорили о том, что в голове у него также просветлело. Походка была уверенной, взгляд — осмысленным. Одежда на нем была свежевыстиранной.

Блоквил

порадовался за мальчика. “Может, он находится в плену у доброго человека. А иначе и без того ослабленный ребенок не выглядел бы лучше остальных пленных. Может быть…” Француз, при виде мальчика на некоторое время забывший о своем положении, вернулся в действительность, которая напомнила ему о его переживаниях. Он вспомнил о Хиве и долгой дороге до нее. “Как знать, вдруг и его судьба туда забросит? Какой-нибудь приезжий купец может купить мальчишку, чтобы использовать его на тяжелых работах. Купцы терпеть не могут стариков и болезненного вида людей…”

Юного пленника сопровождала женщина в высоком боруке и в низко надвинутом на лоб платке, из-под которого торчали ее лохматые волосы. Два передних верхних зуба у нее выступали вперед, отчего казалось, что старуха постоянно улыбается. На самом же деле женщине с грустными глазами было не до улыбок. Она слишком много пережила, потому и поседела раньше времени.

Среди пленных тут же пронесся слух, он дошел и до Блоквила, что женщина хочет усыновить мальчика. Для этого и приехала в Хангечен. Говорили, если сербаз согласится, она оставить его жить у себя. Все дело в том, что мальчик сербаз как две капли воды был похож на ее сына, умершего несколько лет назад.

После того, как его первоначальное предположение подтвердилось, Блоквилу и вовсе стала интересна дальнейшая судьба мальчика.

Пожилая женщина, взяв сербаза за руку, подошла к одному из аксакалов, занятых распределением пленников. Никто из них не обратил на женщину никакого внимания, не спросил ее ни о чем.

— Живы ли, здоровы? Как поживаете? — женщина сама ответила на не прозвучавшее приветствие. Голос ее был слышен издалека, отчего можно было предположить, что она туговата на ухо.

— Кто здесь Сахыт пальван? — спросила она, озираясь по сторонам.

— Это я! — ответил один из аксакалов. — Чем могу служить тебе, старая?

— Ты должен быть из рода челтеков. Знаешь ты это?

— Какой же текинец не знает своей родословной. Говори, что тебе нужно!

— И я челтек.

— Вот и хорошо, что челтек. Ты что, пришла сюда своих соплеменников искать?

— Я говорю, что я тоже из челтеков. Поэтому мне и велели разыскать тебя. Отдайте мне этого пленного мальчика! Если ты челтек, помоги другому челтеку — мне!

Тряхнув мерлушковой папахой с длинными завитками, Сахыт пальван весело рассмеялся.

— Ты что, считаешь, что челтеков маловато и решила увеличить их численность за счет рабов?

Женщина недорасслышала слова Сахыт пальвана. Потому что не отреагировала на его слова, как положено.

— Отдайте мне этого мальчика!

— Сколько у тебя есть тенге? — Старуха посмотрела на него бессмысленным взглядом, и тогда он крикнул громче: — Я спрашиваю, сколько тенге у тебя есть?

— О чем ты говоришь? Откуда у меня тенге! За всю свою жизнь я их и в руках-то никогда не держала. Только видела со стороны.