Цианистый калий… с молоком или без?
Шрифт:
Марсиаль. Ах да! Мы с матушкой, чтобы хоть немного облегчить ваше горе, принесли с собой бутылочку бенедиктина. И миндальные орехи, настоящие, из Логроньо. (Передает все это донье Аделе.)
Сокорро. Что он сказал? Грехи какие-то…
Венеранда. Нет, орехи, миндальные, настоящие, из Логроньо.
Сокорро. А я уж испугалась! Мне послышалось — не из Логроньо, а из Сьудад Реаль, там-то миндаль неважный.
Марсиаль(Лауре).
Лаура. Ничего особенного. Сердечный приступ вдобавок к воспалению легких, двустороннему.
Адела. А годы-то… Девяносто два ему было.
Лаура. Да и печень у него была вся как решето.
Адела. Но страшнее всего — астма. Во всяком случае, так сказал мой племянник, а он — врач, приехал несколько часов назад, поскольку предполагал.
Лаура. Последние несколько дней были ужасно тяжелыми… И вот два часа назад крепость наконец пала.
Марсиаль. А перед тем как пасть — сказала что-нибудь?
Лаура. У него в это время был Энрике со своей невестой. Видно, он позвал их, как мог, приподнялся на постели и чуть слышно проговорил: «Etcetera. Non plus ultra». И отошел.
Сокорро. Что он сказал невесте-то?
Венеранда. Невесте — ничего. А попрощался на латыни. Такой внимательный был!
Сокорро. Видать, что-то замышлял… Посмеяться хотел, как пить дать…
Продолжают разговаривать между собой.
Адела. Как дела, Марсиаль? Много работы?
Марсиаль. Да, сеньора. Сегодня ночью наконец должен пасть Эстремадурский Сатир. Я вас заверяю.
Лаура(смеется). Не смеши! (Хохочет.) Ты поймаешь Сатира!
Марсиаль. Нам был сигнал. Сегодня ночью он навестит Рафаэлу Гусман, девушку из соседнего дома. Квартал оцеплен, ему не уйти.
Сокорро. Услышь тебя Господь, сынок! Может, наконец-то мы, одинокие женщины, вздохнем спокойно.
Лаура. А мне бы хотелось с ним познакомиться. (Мечтательно.) Должно быть, необыкновенный мужчина. Смелый! Дерзкий! Неотесанный! С Иларией такое натворил — страшно подумать! Я, по-моему, влюбилась в него в первый же день, как он начал свои штучки. Но со мною… Со мною он бы никогда не осмелился… Есть на то причина.
Адела. Дитя мое, не говори так… А то гости подумают, что на тебя не было претендентов. (Окружающим.) А Лаура могла бы сделать прекрасную партию.
Лаура. Да, был один. Но отсиживает тридцать лет из-за старухи. Какая несправедливость! Конечно, у Хакобо был
Адела(свистит в свисток). Хватит, дочка!
Лаура. Хустина! Хустина!
Адела. Сегодня, прошу тебя, этот номер оставь.
Лаура. Я не могу больше, мама! Не могу! (Вот-вот взорвется.)
Адела. Может быть, хотите по чашечке кофе?
Венеранда. Я бы предпочла ветчины, Кофе у меня отбивает сон.
Сокорро. Совершенно верно. Налей из бутылки!
Адела трижды свистит в свисток, и появляется Хустина.
Лаура. Куда ты запропастилась, несчастная, зовем, а ты не идешь?
Хустина. Я читала Франца Кафку, забавная книжка.
Марсиаль. Ну и как? Догадалась, кто убийца?
Хустина. Почти. Уже начала догадываться, а он — раз! — и превратился в кузнечика. Но, конечно, кузнечика немножко фрейдистского.
Лаура(давая ей пощечину). Замолчи, презренная! Не видишь — у нас гости, им твои глупости неинтересны. Ступая отсюда, безмозглая. Иди на кухню и приготовь кофе. Он уже сварен, надо только подогреть.
Хустина. Хорошо, тетя, хорошо. Только не бейте меня так по щекам, а то мне когда-нибудь надоест… и вот тогда все узнают, вот… (Уходит.)
Адела. С ней нельзя иначе. Она такое несет, понятия не имею, где она этого набралась. В нашем доме всегда придерживались традиционных взглядов.
Из комнаты дедушки выходят Энрике и Марта; Марта взволнованна, видно, что она очень устала. Лицо бледное, страдальческое. В руках у нее тапочки.
Энрике. Можете войти. Теперь уже ничего страшного, можно взглянуть на него.
Марта. Пожалуйста… Стул! (Садится.) Мне нехорошо.
Лаура. Это мой двоюродный брат Энрике. Травматолог.
Сокорро. Бедняжка!
Венеранда. А что это такое?
Сокорро. Вроде парикмахера, милая, только почище.
Адела. Дон Марсиаль Эрнандес, детектив.
Марсиаль и Энрике пожимают друг другу руки.
Мой племянник Энрике, проездом из Мадрида.
Марсиаль. Слов нет, как я вам соболезную.