Цицианов
Шрифт:
3 января 1806 года газета «Московские ведомости» открыла первый номер «Стихами на Новый, 1806 год»:
Россия! Подыми главу свою венчанну, И Богу в Новый год песнь новую воспой: Ты новою себя зришь славой осиянну И снова небесам касаешься главой… Росс… имя ужасает, Перс, галл равно перед тобой дрожит Весь свет его победы знает И славою его шумит.Действительно, итоги военных действий против Персии в 1804—1805 годах следует признать вполне успешными. Однако 1806 год начался с неудач. Генерал-майор Завалишин, приблизившись с моря к Баку, потребовал сдачи города, но получил отказ. Тогда он высадился около Шемахи, но сражение с тамошним ополчением окончилось ничем. Решив реабилитировать себя взятием Баку, Завалишин попытался взять его «с налета», но персы, готовясь к встрече незваных гостей, построили несколько береговых батарей. Сильный обстрел стал для генерала неприятным сюрпризом. Понеся чувствительные потери, имея серьезные повреждения кораблей, он был вынужден уйти к острову Сар и оттуда сообщить Цицианову о случившемся. Главнокомандующий рассвирепел и, «произнеся при всех на счет его самые обидные слова, сказал, что он сам пойдет с двумя тысячами войска сухим путем и уверен, что через несколько дней возьмет Баку» [795] .
795
Тучков С.А.Записки… С. 337.
Все решили, что это сказано в сердцах, под влиянием гнева, поскольку пуститься со столь небольшими силами в поход казалось делом совершенно немыслимым. На пути к Баку отряду пришлось бы пройти вплотную к землям джарских лезгин,
Но на этот раз военное счастье отвернулось от него.
Газета «Московские ведомости» разнесла по России тяжелую новость: «Марта 20-го дня получено здесь Кавказской инспекции по кавалерии от инспектора генерал-лейтенанта Глазенапа печальное известие о кончине генерала от инфантерии князя Цицианова, убитого вероломным образом под стенами города Баку». Далее сообщалось об обстоятельствах, при которых это произошло:
«В последних рапортах от 27 декабря 1805 года, привезенных сюда майором Растворовским, князь Цицианов доносил о присоединении к Российской державе ханства Ширванского, причем доставил подлинный акт, заключенный им с Мустафой-ханом, извещая, что, снабдив войска потребным продовольствием, отправится под Баку на помощь к генерал-майору Завалишину, который при склонении Гуссейн-Кули-хана Бакинского к мирным переговорам встретил затруднение. И действительно, февраля 2-го дня текущего года отряд генерала от инфантерии Цицианова соединился с отрядом генерал-майора Завалишина. Начались о сдаче крепости переговоры, которые продолжались до 8-го числа. Того же числа поутру войска подвинулись к колодцу, от города в полуверсте отстоящему, после чего старшины Бакинские привезли к князю Цицианову городские ключи, хлеб и соль, кои были им приняты. Между тем сии посланцы представляли князю Цицианову, что хан их сомневается в получении прощения за то, что действовал вооруженной рукой против войск Российских, почему и не дерзает лично поднести сии ключи главнокомандующему, и просили князя Цицианова, чтобы для ободрения хана их он сам приехал к ним навстречу. Князь Цицианов, коего неустрашимость известна была персидским и горским народам, не поколебался согласиться на сие коварное предложение; отдал ключи обратно посланцам с тем, чтобы они были поднесены самим ханом. Поехал к городу, взяв с собой только одного подполковника князя Эристова и одного казака, и запретил прочим за собой следовать, говоря, что хан, увидев многочисленную свиту, может испугаться. Не доезжая шагов за сто от ворот городских, встречен он был Гуссейн-Кули-ханом, который поднес ему городские ключи, и в то самое время, когда князь Цицианов принимал оные, позади князя стоявший персиянин выстрелил по нем из ружья, а другой выстрелил в князя Эристова. Князь Цицианов упал с лошади, и в то же время несколько других персиян, бросившись на него с саблями, изрубили и увезли стремительно в город. Таким образом, генерал от инфантерии князь Цицианов, находившийся с 1802 года в Грузии и на Кавказской линии главнокомандующим, заслуживший отличной деятельностью своей и усердием к Отечеству особенное внимание правительства и присовокупивший во славу русского оружия многие полезные в Персии завоевания к Российской империи, соделался жертвой своей неустрашимости, свойства, наиболее его отличавшего. Сие происшествие произвело здесь чистосердечное сожаление о внезапной потере толико достойного и полезного для службы Отечества чиновника. Государь император, отдавая полную справедливость усердной службе покойного, высочайше указать соизволил оставить фамилии генерала от инфантерии князя Цицианова право пожизненное на аренду, которая была ему пожалована» [796] .
796
Московские ведомости. 1806. N° 31. 18 апреля.
Гибель Цицианова вызвала приостановку в боевых действиях. Осенью 1807 года, после перемирия, длившегося несколько месяцев, война возобновилась. Русские попытались взять крепость Эривань, но эта попытка закончилась полным провалом. Преемник Цицианова на посту главнокомандующего Иван Васильевич Гудович очень не любил своего предшественника и поэтому из кожи вон лез, чтобы «затмить» его. Гудович не удержался от выпада в его адрес даже в прокламации к эриванцам от 4 октября 1808 года: «Жители Эривани! Вы не берите в пример прежней неудачной блокады крепости Эриванской. Тогда были одни обстоятельства, а теперь совсем другие. Тогда предводительствовал войсками кн. Цицианов из молодых генералов, не столь еще опытный в военном искусстве, а теперь я имею счастье командовать победоносными войсками моего великого и всемилостивейшего Государя Императора, водив уже более 30 лет сильные Российские армии» [797] . Лучшим способом для доказательства собственной состоятельности было взятие Эривани, от стен которой Цицианову пришлось уйти ни с чем. Однако старинная крепость действительно оказалась крепким орешком: ее гарнизон проявил удивительную стойкость. Гудович объяснял свою неудачу отсутствием осадной артиллерии и недостатком сил для действенной блокады крепости. Но отступление от Эривани потребовало оставления и других территорий. 17 ноября 1808 года Гудович «предписал» генерал-майору Небольсину: «…как штурм Эриванской крепости был неудачен, то и решился я оставить здешнюю область, чтобы не довести солдат до изнурения, не могши более держать их при блокаде крепости на оружейный выстрел, хотя и ныне держу крепость в тесной осаде, почему и вам порученный отряд не может держаться в Нахичевани» [798] . Оправдываясь в своих неудачах, Гудович не упустил случая негативно отозваться о предшественнике. Во всеподданнейшем рапорте от 8 сентября 1807 года он напомнил, что Цицианов даже летом не смог обеспечить свои войска пропитанием, а в письме канцлеру Румянцеву указал: «Князь Цицианов имел при блокаде Эриванской крепости одного только неприятеля, имея тыл свободный, и тут он, потеряв много людей старых солдат и весь почти обоз, едва мог ретироваться во внутрь Грузии, претерпев под Эриванью недостаток в провианте, в дровах и фураже, где дров совсем нет, а фуража весьма мало» [799] .
797
АКА К. Т. 3. С. 237.
798
Там же. С. 250.
799
Там же. С. 445, 453.
После этих неудач русское командование, не располагая достаточными силами для наступления, придерживалось оборонительной стратегии. Персы также готовились к будущим боям и потому ограничивались набегами на пограничные территории. Усилившееся в эти годы лавирование азербайджанских ханов между Россией и Персией, трактуемое русскими генералами как характерное для персиян «двоедушие», коварство, ветреность и т. д., во многих случаях объяснялось трезвым пониманием того, что обе противоборствующие державы не могут обеспечить их безопасность, несмотря на все уверения. «Акты Кавказской Археографической комиссии» содержат записку Мустафы-хана Ширванского, в которой тот пеняет на фактическое невыполнение русской стороной обещаний защитить их от внешней угрозы. Персы разорили земли этого российского подданного и увели около двух тысяч семейств «в свои пределы». В мае 1806 года карабахцы буквально умоляли русское командование спасти их от угрозы разорительного нашествия [800] . Почувствовав, что со смертью Цицианова «русская рука» ослабла, азербайджанские владетели, соскучившиеся по феодальным распрям, вернулись к прежним своим развлечениям: запылали пограничные селения в Шекинском и Ширванском ханствах, а в Тифлис полетели взаимные кляузы. Попытки представителя коронной власти подполковника Тихановского примирить стороны не увенчались успехом, равно как и «уговоры» самого Гудовича [801] .
800
Там же. С. 301-302.
801
Там же. С. 304-305.
Летом 1810 года персидская армия перешла пограничную реку Араке, но была наголову разгромлена отрядом генерала Котляревского, многократно уступавшим ей по численности. Войска под командованием Паулуччи разбили персов у крепости Ахалкалаки, провалом закончился и рейд иранской конницы в долину Куры. Однако это не спасло Карабах и другие земли от разорительных набегов. Неспособность царских генералов защитить Азербайджан от персов, недовольство населения реквизициями, антироссийская пропаганда мусульманского духовенства привели к тому, что некоторые местные правители или открыто перешли на сторону противника, или отказывались содействовать русским властям. Самым серьезным испытанием стало восстание в Кубинском ханстве в 1810 году. В 1811 году персидские эмиссары и бежавшие в Дагестан азербайджанские ханы сумели привлечь на свою сторону горцев. Многотысячное ополчение, составленное из аварцев, лакцев и табасаранцев, разгромило на реке Самур отряд генерала Гурьева, но затем потерпело поражение у города Куба. В 1812 году русский отряд численностью в 400 человек при поддержке Каспийской флотилии оборонял Гюмушеванскую косу, на которой искали спасения более тысячи
802
Ибрагимбейли X. М.Россия и Азербайджан… С. 146—147.
Закавказье. Русско-персидская война 1804—1813 годов сделала отношения с вольными обществами и владетелями Дагестана внутрироссийским делом, при всей формальности суверенитета России над этим краем.
Несмотря на столь внушительные результаты, эта война не стала последним столкновением Ирана и России. Персия не желала смириться с потерей своих позиций в Закавказье. Закавказские мусульманские владетели тяготились данными ими клятвами в верности Александру I и вели переговоры с шахом. Император, желавший дать стране «отдохновение» после Наполеоновских войн, старался не провоцировать Персию. Поэтому «правительство, имея ясные доказательства злодеяний и существования тайных сношений с Персией, в весьма снисходительных выражениях упрекало ханов и напоминало об обязанности руководствоваться лишь правами, им предоставленными» [803] . При этом Россия тоже считала временными рубежи, определенные Гюлистанским договором. Одно из свидетельств того — демонстративная неторопливость при установлении точной линии границы [804] .
803
Коцебу М.Е.Вторжение персиян в Грузию в 1826 году // Кавказский сборник. Т. 22. Тифлис, 1901. С. 6.
804
Там же. С. 16-17.
Хотя на самом важном этапе персидской войны 1804—1813 годов главнокомандующим был Цицианов, в коллективном сознании россиян война эта оказалась связана с именем Петра Степановича Котляревского. Он родился в семье сельского священника Харьковской губернии в 1782 году и оказался на военной службе из-за знакомства его отца с подполковником И.П. Лазаревым, который взял бойкого мальчика на свое попечение и воспитание. В четырнадцатилетнем возрасте Котляревский участвовал в Персидском походе, а в семнадцать лет получил первый обер-офицерский чин. Когда Лазарев уже в чине генерал-майора был назначен командующим войсками, отправленными в Тифлис, хорошо образованный и бойко писавший приказы и рапорты бывший попович состоял при нем адъютантом. Однако Котляревский уверенно чувствовал себя не только за письменным столом, но и на поле боя, что и доказал в сражении с войском Омар-хана в 1799 году. После гибели своего начальника он принял роту и вместе с ней участвовал в штурме крепости Гянджа. В 1806 году, уже в чине майора, совершил поход, который сделал его известным в Кавказском корпусе. Четыре роты 17-го егерского полка оказались в окружении большого персидского отряда. После четырехдневного боя Котляревский прорвался сквозь ряды противника и на его глазах захватил небольшое укрепление, а затем повторил дерзкий маневр: под самым носом противника совершил марш-бросок к другой крепости, расположенной на неприступном утесе, захватил ее и дождался в ней долгожданной помощи. За эти подвиги и полученные раны он был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени. 8 июня 1806 года Котляревский сыграл решающую роль в победе над персидскими войсками на реке Араке, а 28 октября 1808 года — у села Карабаба. В 1810 году Котляревский неожиданным штурмом взял приграничное селение Мигры, имевшее большое стратегическое значение и позволявшее контролировать сразу несколько дорог, ведущих вглубь российской территории. Эти и другие отчаянные, но тем не менее успешные действия молодого офицера доставили ему славу удачливого командира, что дорогого стоило в суеверной военной среде. Солдаты и офицеры шли за ним, будучи полностью уверенными в успехе, что удесятеряло их силы. Когда началась Русско-турецкая война 1806—1812 годов, Котляревский одержал несколько побед, среди которых выделялось взятие крепости Ахалкалаки. Он решил задачу почти без потерь: четыре дня и четыре ночи вел батальон по заснеженным и пустынным горам, и турецкий гарнизон, потрясенный внезапным появлением противника, не смог оказать серьезного сопротивления. Этот подвиг принес Котляревскому чин генерал-майора [805] . Здесь видна цициановская школа: в операциях на востоке численность имеет третьестепенное значение, на первое же место выходят быстрота действий и неожиданность их для противника.
805
Соллогуб В.Биография генерала Котляревского. Тифлис, 1854. С. 11-112.
Но не только военному делу обучился Котляревский у своего наставника. Он прекрасно усвоил: словам восточных владык верить нельзя, они уважают только силу. В 1812 году его отряд прикрывал Карабахское ханство от вторжения персидской армии, командующий которой Аббас-Мирза предложил перемирие с целью выиграть время для нападения на другого союзника русских — талышского хана. Котляревский, выросший на Кавказе, прекрасно понимал эти хитрости, но был связан по рукам и ногам присутствием главнокомандующего Н.Ф. Ртищева, нерешительного по характеру и стремившегося уладить дело миром. Ртищев верил клятвенным, но ничего не стоящим заверениям Аббас-Мирзы и запрещал Котляревскому какие бы то ни было активные действия. Ситуация становилась угрожающей: пассивность русских воспринималась как слабость, карабахцы и талыши уже подумывали о переходе на сторону персов. Но «выручили» восставшие горцы, перекрывшие движение по Военно-Грузинской дороге. Главнокомандующий кинулся восстанавливать связь Грузии с Россией, а ученик Цицианова получил свободу действий. Что он сказал карабахскому владетелю Мехти-Кули-хану, неизвестно, но тот сразу передумал помогать персам. Скорее всего, русский генерал усвоил риторику пылкого грузинского князя и нашел нужные слова для воздействия на ум и душу восточного правителя. Обезопасив свои тылы, Котляревский с отрядом, состоящим из полутора тысяч человек, решил перейти Араке и нанести внезапный удар с тыла по персидскому войску, превосходившему его по численности в 20 раз! Замысел оказался верным: русская пехота подошла к вражеским позициям до того, как Аббас-Мирза опомнился. Однако, бросив обозы и часть артиллерии, персы сумели отступить и расположились в укрепленном лагере у местечка Асландуз. Несмотря на утомление войск, Котляревский не дал врагу передышки и бросил свои батальоны в ночную атаку, что в те времена было большой редкостью. В лагере вспыхнула паника, ни о каком сопротивлении не было и речи. Бойня у Асландуза произвела такое впечатление, что командиры нескольких персидских отрядов, уже вошедших на территорию Азербайджана, сразу вернулись за Араке. Множество беков, намеревавшихся поднять мятеж, не решились взяться за оружие. Гарнизоны небольших персидских укреплений бежали при одном известии, что к ним идет страшный Котляревский. Известие об этой победе было с восторгом встречено в Петербурге и всей России. Надо представлять атмосферу тревожного ожидания осени 1812 года, чтобы понять, какое впечатление произвела новость о разгроме персов. Победитель получил чин генерал-лейтенанта и орден Святого Георгия 3-й степени.
В руках противника оставалось Талышское ханство, и Котляревский отправился туда во главе двухтысячного отряда. Персы сделали ставку на оборону крепости Ленкорань, комендант которой отверг предложение о сдаче. Бомбардировка не дала ощутимых результатов, так как ядра увязали в глинобитных стенах, не нанося им повреждений. Взять укрепление измором также было невозможно — экспедиционный корпус сам жестоко страдал от холодов и нехватки провианта, подвоз которого морем исключался из-за зимних штормов. В одном из своих приказов Котляревский писал: «…чем скорее идешь на штурм и чем шибче лезешь на лестницы, тем менее урон взять крепость; опытные солдаты сие знают, а не опытные поверят…» [806] Атака поначалу развивалась не очень удачно: гарнизон отбивался отчаянно, командовавший штурмовой колонной подполковник Ушаков был убит. Котляревский бросился ободрять своих подчиненных и был ранен тремя пулями. Известие об этом разъярило солдат, с удвоенной силой они бросились на стены, захватили стоявшие на ней пушки и стали стрелять из них по защитникам крепости. Это и стало переломным моментом сражения. Одна из трех пуль, попавших в генерала, выбила ему глаз и раздробила лицевые кости. Уровень тогдашней хирургии не позволял делать необходимые восстановительные операции, и генерал оказался обречен на пожизненные мучения [807] . Он ушел в отпуск по болезни, оказавшийся бессрочным, и жил практически безвыездно в своем имении. В 1826 году, когда разгорелась новая война с Персией, Николай I наградил его чином генерала от инфантерии, прислал ветерану рескрипт с признанием его заслуг и приглашением вернуться на службу. Однако надежд на восстановление здоровья уже не оставалось: рана на лице периодически открывалась, и через нее выходили наружу осколки раздробленных костей. Это те самые «язвы чести», о которых писал поэт. Котляревский не мог даже выходить на улицу в холодную погоду и потому перебрался в Крым, где и скончался 21 октября 1851 года. До последних своих дней он интересовался событиями на Кавказе, состоял в переписке с боевыми товарищами, хлопотал об определении на службу молодых офицеров. Его имя заняло достойное место в пантеоне отечественной военной славы. Вся Россия знала слова поэта Домонтовича:
806
Там же. С. 142.
807
Потто В.А.Кавказская война в отдельных очерках… Т. 1. С. 497—500.