Цифраторий
Шрифт:
— Раздевайтесь.
— Совсем?
— Совсем.
Из стенки напротив него с тихим шипением выскочил глубокий лоток.
— Свои вещи положите сюда.
Илон суетливо стянул кроссовки, джинсы, футболку, трусы и спешно бросил их на дно лотка, ожидая дальнейших указаний. Минуты три ничего не происходило. Он стоял посреди тесной комнаты, в полной тишине, пытался отогнать конфуз, прикрывая ладонями причинное место, и чувствовал, как его обволакивает яркий свет. Затем стена забрала вещи, забавно чавкнув напоследок, и подсунула
Казалось, эту постыдную распашонку, едва достающую до колен, скроили из рулона туалетной бумаги. Она была невесомой, как перышко, почти прозрачной, и настолько хлипкой, что Илон боялся на нее даже дышать. С таким же успехом можно разгуливать по цифраторию голышом, подумал он, бережно и опасливо просовывая в нее голову — как бы не порвать.
Как только рубашонка неприятно и подозрительно зашуршала на теле, дверца отворилась, а в проеме возникла знакомая провожатая. И Илон понял, что все это время, пока он смущенно стоял здесь, в неглиже, как статуя Аполлона посреди галереи, за его скромной персоной наблюдали, наверняка изучая и разглядывая, словно пойманного редкого жука.
— Идемте.
В сопровождении двух поразительно молчаливых и хмурых ангелов Илон проделал весь оставшийся путь. Немного прокатился с ними на лифте, а затем еще немного поплутал лабиринтами цифратория, пока его не заперли в пустой просторной комнате с живописными голограммами кипящего водопада в меланхолично-осеннем лесу. У каменистого берега бурлила и пенилась вода, крупные брызги летели прямо в лицо, ветерок перебирал красно-желтые листья, заставляя каждое дерево играть медно-рыжим костром.
Мэй появилась прямо под водопадом, который слегка размывал ее проекцию. На ней было любимое короткое желтое платье с порхающими разноцветными бабочками и возбуждающе глубоким вырезом. У ее босых ног прыгали солнечные зайчики, а на непривычно длинных черных волосах вспыхивали искорки.
Она прошла по воде, остановилась на расстоянии вытянутой руки, улыбнулась, а потом вдруг рассмеялась.
— Видел бы ты себя сейчас!
От такого родного и теперь недоступного смеха у Илона сжалось сердце и перехватило дыхание. Проекция, бродящая по воде, была одета как Мэй, улыбалась и смеялась как Мэй и вообще вела себя в точности, как она.
Илон оцепенел. Ему казалось, что сам он обернулся невесомой проекцией, и знакомый звонкий смех пронизывает его насквозь, заставляя колебаться каждую точку, выжженную тонкими лучами голографа.
Он невольно потянулся к ней, охваченный желанием ощутить кончиками пальцев шелковистую кожу, и… тихо, по-щенячьи проскулил, когда зачерпнул ладонью лишь воздух, только пустоту.
Улыбка моментально слетела с пухлых губ Мэй, серьезное круглое лицо заслонила тень сочувствия. Она подняла руки и как будто попыталась его обнять. Илон закрыл глаза и представил, что тоже тонет в ее
Несколько минут они неподвижно стояли на берегу реки, в брызгах грохочущего водопада, окутанные призрачной дымкой счастливых воспоминаний. Потом Илон открыл глаза и робко улыбнулся.
— Не представляешь, как я рад тебя видеть, — сказал он, разглядывая ее серьезное лицо, и вновь замолчал.
У него накопилось столько вопросов, у него было столько желаний, но он просто растерянно хлопал глазами, как смущенный мальчишка перед первым поцелуем.
Мэй медленно провела ладонью по его щеке.
— Я тоже, — со вздохом сказала она и вдруг всплеснула руками. — Ну кто воткнул этот пошлый фон в комнату для свиданий?!!
Голограмма осеннего пейзажа беззвучно растворилась, а на ее месте вспыхнули многоцветные геометрические фигуры — картины Мэй, словно нарисованные радугой и напоминающие большие елочные игрушки.
Стало тихо, и Илон отчего-то почувствовал себя совсем не уютно, в этой полупрозрачной дурацкой распашонке посреди просторной комнаты цифратория.
— Твои волосы…
— Тебе нравится?
— Да… Наверное…
— Ты уже познакомился с местной Фрекен Бок?
Илон с непониманием поглядел на Мэй.
— Одна из ангелов, которая выдала тебе эту промокашку, — Она хихикнула со смущением. — Уверена, она на тебя пялилась, пока ты… Ну ты знаешь. Говорят, она любит подсматривать за большими красивыми мальчиками в раздевалке.
Илон презрительно поморщился. А Мэй не спеша прошлась между картинами, повисшими в воздухе.
— На самом деле мне ее немного жалко, — сказал Илон с ноткой грусти. — Понимаю, лайкают тут щедро. Но я бы так не смог… Изо дня в день: «Следуйте туда, идите сюда, снимайте это, одевайтесь в то». Как робот. Неудивительно, что она похожа на выцветшую фотографию.
— Да, наша Айзи на конкурсе чувственности дала бы ей фору, — усмехнулась Мэй.
И они рассмеялись. Илону чудилось, будто мелкие бабочки порхают не только на платье Мэй, но и внутри него — где-то чуть ниже груди, щекочут его своими бархатистыми крыльями. Ему больше не хотелось спрашивать ее ни о чем на свете. Просто быть с ней рядом, смотреть, как она медленно и величественно ходит между голографическими картинами, ловить ее хитрый взгляд, слушать ее чарующий голос. Но Мэй сама завела разговор.
Часть 2
— Знаешь, я познакомилась с твоим психологом, Шварцем. Оказался приятный во всех отношениях человек. Гораздо лучше, чем ты о нем отзывался. А его супруга, Аманда, — само очарование. Он тебя даже вспомнил.
— Приятный… — повторил Илон, понимая, что городского психолога кавены устранили не просто так.
Он еще не сложил весь паззл, но понимал, что Шварц во всем этом кошмаре играл не последнюю роль.
— Ой, не переживай. Виктор не выдал мне твои маленькие секреты.