Цифрогелион
Шрифт:
Совсем скоро я немного пожалел о том, что согласился остаться: на ужин было кормовое дерево…
Чёрт. Я надеялся, будет хотя бы крысиное мясо... Как же давно я не ел этой безвкусной субстанции… Она не была ни приятной, ни отвратительной — просто никакой. Словно ешь твёрдый упругий воздух, покрытый слизким желе, с лёгким привкусом обоев и ковра (ни то, ни другое я, конечно же, не пробовал, но хотел подчеркнуть, что «лакомство» это имело несъедобный вкус). Конечно, древесину можно было спасти соусом и приправами, сделав её хоть сколько-нибудь похожей на еду, но старик подал дерево в варёном виде, без каких-либо изысков. Ну что
— Я раскрыл вам душу, — заговорил старик, смотря, как я уминаю размокшую в горячем бульоне древесину. — Рассказал о том, что пожирает меня изнутри. Все мои мечты разрушены: у меня больше нет будущего — одни лишь воспоминания о прошлом, и я продолжаю жить лишь ради того, чтобы не потерять и их тоже. Не хотите ли и вы рассказать о том, что не даёт покоя вашему сердцу? Человек, потерявший всё, непременно заметит такого же, как он… Я ни за что не поверю, что у вас всё хорошо, и что сейчас вы находитесь именно там, где хотели бы быть…
— Да уж, — горько усмехнулся я, проглатывая очередной безвкусный кусок. — Оказаться тут, в центре этого безумия, с миской кормовой древесины, я точно никогда не мечтал… Но, если бы я мог оказаться в нормальном кабаке по ту сторону границы с бутылкой вина и тарелкой жареной свинины, то уверяю вас, сэр, — я бы был абсолютно счастливым человеком.
Разумеется, я лгал. Я прекрасно помнил день, который стал концом для всего, о чём я мечтал. Мы мечтали.
Я помню комнату Элли. Она всё ещё в кровати, последние три часа мы как обычно обсуждали то, как изменим этот ужасный мир, когда я стану Губернатором, а она — моей законной супругой. Мы мечтали убрать эту чёртову Стену, позаботиться о людях Старого Города, решить проблему затопления, найти проход через туман, вернуть людям веру в светлое будущее… Оставался последний шаг: поговорить с её отцом, с моим дядей… У меня были готовы все аргументы: мы двоюродные брат с сестрой — история знала случаи регистрации подобного брака. Но самое важное: у Адмирала не было никакого кровного родства с моим отцом или матерью: брат моего деда взял в жёны вдову Марианну, которая уже была беременна Адмиралом, а её супруг и отец ребенка — близкий друг моего двоюродного деда — трагически погиб на войне. Мой двоюродный дед не мог оставить его супругу одинокой вдовой с ребёнком на руках и поэтому взял её в жёны.
В общем, между нами не было никакого родства, и едва ли хоть кто-то воспротивился бы нашему союзу. К тому же, мы с Элли разделили бы власть, а мой дядя тем самым не потерял бы влияние после моего назначения на высший пост. Да, у него в руках всё равно не осталось бы той власти, которой он обладал, будучи временным исполнителем обязанностей Губернатора, но он сохранил бы хоть какую-то его часть… В общем, у меня были десятки доводов, но главным из них было то, что я люблю его дочь больше жизни…
Я помню, как Элли желала мне удачи перед тем, как я полный решимости и крайне оптимистичных предчувствий вошёл в кабинет Губернатора… И ещё лучше я помню, как покинул его кабинет, молча пройдя мимо Элли, не найдя в себе смелости даже заглянуть ей в глаза…
С тех пор всё пошло к чертям: я отказался от Губернаторского поста, вернулся в родительское имение, стал пить. Я занялся детективной практикой и был в этом хорош, всё же меня натаскивали во Дворце и натаскивали куда усерднее,
Я попытался отогнать от себя любые мысли, связанные с Элли. Для этого мне пришлось осушить ещё пол бутылки спирта и несколько часов слушать истории старика о том, каким прекрасным был этот мир до того, как всё покатилось к чёртовой матери. Он рассказывал о нём с теплотой и любовью ровно до тех пор, когда история переходила к той части, в которой люди снова начали молиться богам.
В какой-то момент он заметил, что я начал клевать носом, и предложил поменяться местами, чтобы я мог поспать. Сам он, по его словам, не любил мягких матрасов и предпочитал спать на голом полу.
Я лежал на диване, глаза мои были закрыты, а истории старика звучали словно странная монотонная колыбельная… Находясь в пьяном полудрёме, перед тем как окончательно отключиться, я вдруг спросил:
— Ведь это вы использовали этот Дар-проклятье, да?
— Да, — тихо признался старик…
Глава девятая. Сын Губернатора
Глава девятая. Сын Губернатора
***
Человек стоял на коленях у покосившегося деревянного надгробья. На нём было небрежно высечено имя его матери, которое кто-то перечеркнул и подписал сверху другое: «грязная крыса». Были тут и другие надписи, криво выцарапанные, очевидно, гораздо позже имени: «жила шлюхой и умерла шлюхой», «потаскуха», «тут лежит девка, продававшая себя за деньги», «гори в аду — бог не возносит шлюх»…
— За что они сделали это с тобой? — тихо спросил человек, обращаясь к надгробью. — Ты никогда не делала зла никому из них… Ты была доброй, была терпеливой, но они убили тебя… Убили ни за что, просто потому что ты отказалась ублажать толпу пьяниц… И даже лишив тебя жизни, они не оставили тебя в покое: приходили сюда, плевали на твою могилу, говорили злые слова, писали злые слова… Отец не пришёл и к тебе. Он не спас тебя, а я был слишком далеко… Я ничуть не лучше его. Прости меня, мама… Никого я не любил так сильно, как любил тебя, но я оставил тебя одну тогда, когда был нужен тебе более всего, так же, как когда-то оставил тебя мой отец…
Человек поднялся на ноги, и посмотрев ещё какое-то время на надгробье, развернулся и побрёл прочь. Он спустился с холма и вошёл в город, состоящий преимущественно из одноэтажных, сложенных из камня и покрытых соломой, смешанной с глиной, домов. Тут и там лежали мёртвые тела, покрытые жуткими волдырями, стояли телеги полные мертвецов. Над городом стоял приторный гнилостный смрад и тишина, разбавляемая лишь шебуршанием и писком крыс, в огромном количестве снующих между тел и пожирающих их…
Человек шёл по городу с безразличным, совершенно пустым взглядом. Внезапно из двери одного из домов, покачиваясь, вышла женщина. Она была очень худой, а бледное, даже синеватое, лицо покрывали гнойные волдыри. Увидев человека, женщина потянула к нему руки и неровным шагом пошла в его сторону.
— Гелион, — прошептала она слабым хриплым голосом…
Сделав ещё несколько шагов, она, окончательно потеряв силы, стала падать, но человек успел подхватить её. Он поднял её на руки и внёс обратно в дом.