Цикл бесед Джидду Кришнамурти с профессором Аланом Андерсоном. Сан Диего, Калифорния, 1974 год
Шрифт:
А. В действительности не ухватывая самого разделения. И, конечно, поскольку разделение бесконечно делимо…
К. Конечно.
А. И затем у нас получаются тома за томами, тома за томами, библиотеки за библиотеками, бесконечные мавзолеи книг, потому что мы постоянно продолжаем делить это разделение. Я понимаю вас.
К. И вы видите, поэтому культура отлична от цивилизации. Культура предполагает рост.
А. О, да. О, да.
К. Теперь, рост в цветении добродетели. [1]
А.
К. Это — культура, настоящая культура, цветение в добродетели, вы понимаете сэр? Но этого нет. У нас имеется цивилизация, вы можете путешествовать из Индии в Америку за несколько часов, у нас появились лучшие ванны, лучшее это и лучшее то, и т. п. со всеми вытекающими отсюда сложностями. Такова западная цивилизация, которая сейчас поглощает восток. Итак, добродетель — это сама сущность культуры. Религия — это трансформация человека. Не все эти верования, церкви и поклонение христианское или индуистское. Это не религия.
1
Goodness — доброта; великодушие; любезность; добродетель; хорошее качество; ценные свойства
в русскоя языке нет точного перевода этого слова. Это не доброта (kindness) и не добродетель (virtue), это что-то в общем хорошее и доброе, наверное слово «добро» здесь бы подошло.
Итак, мы вернулись к той точке, что, если человек видит все это в этом мире, наблюдает это, не проклинает или оправдывает, просто наблюдает это, тогда, исходя из этого, он задает вопрос: «человек накопил настолько огромную информацию, знание, но изменило, сделало ли его это знание добрым, добродетельным?» Вы следите за мной? Создало ли это знание культуру, которая бы заставляла его цвести в этой красоте добродетели? Оно не сделало этого.
А. Нет.
К. Поэтому в этом нет смысла.
А. Экскурсии в определение добродетели нам не помогут.
К. Вы можете давать объяснения, определения, но определения не имеют реальности.
А. Конечно, нет.
К. Слово — не вещь. Описание не есть описываемое.
А. Точно.
К. Итак, мы вернулись назад.
А. Да, давайте.
К. Так как я лично исключительно заинтересован вопросом, как изменить человека. Так как я езжу в Индию каждый год на три месяца или на пять месяцев, и я вижу, что там происходит, и я вижу, что происходит в Европе, и вижу, что происходит в этой стране, в Америке, и я не могу вам передать, какой шок я испытываю каждый раз посещая эти страны — вырождение, поверхностность, изобилие интеллектуальных концепций без какого либо основания, без какой-либо базы или почвы, на которой красота доброты (добродетели) реальности может расти. Итак, говоря все это, какое место имеет знание в перерождении человека? Это основной вопрос.
А. Это наша отправная точка.
К. Отправная.
А. Хорошо. И то знание, на которое мы указали, как выяснилось в наше беседе, является знанием, которое само по себе не имеет силы вызвать эту трансформацию.
К. Нет, сэр. Но у знания имеется свое место.
А. Да, я не имел этого в виду. Я имею в виду, что то, что ожидается от того знания, на которое мы указали, которое накоплено в библиотеках, что это ожидание само по себе не может
К. Нет, нет. Я должен опять вернуться к этом слову, к слову «знание», что это значит «знать»?
А. Ну, в прямом смысле я понимаю это слово так: знание это представление о том, что есть, но то, что выдается за знание может этим и не быть.
К. Обычно под знанием принято считать опыт.
А. Обычно принято.
К. Мы начнем с этого, так как это общепринято — опыт, который приносит или оставляет след, являющийся знанием. Это накопленное знание, будь оно в научном мире или в биологическом мире, или в мире бизнеса, или в мире ума, бытия, является известным. Известное — это прошлое, поэтому знание — это прошлое. Знание не может быть в настоящем. Я могу использовать знание в настоящем.
А. Но оно основано в прошлом.
К. Да. Но его корень в прошлом. Что означает — это очень интересно — это знание, которое мы обрели обо всем…
А. Да.
К. Я лично не читал никакие из этих книг, ни Гиту, ни Бхагавад-гиту, ни Упанишады, никакие книги по психологии. Я не читатель. Я с огромной силой наблюдал всю свою жизнь. Теперь, у знания есть свое место.
А. О да, да.
К. Давайте проясним это. С точки зрения практики, технологически я должен знать, куда я иду, физически и т. д. и т. п. Теперь, какое место имеет оно, которое есть человеческий опыт, так же как и научное знание, какое оно имеет место в изменении качества ума, который стал жестоким, склонным к насилию, мелочным, эгоистическим, жадным, амбициозным и все остальное? Какое место в этом занимает знание?
А. Мы вернулись назад к тому утверждению, с которого начали, то есть к тому, что эта трансформация не зависит от знания, поэтому ответ должен быть, что ему в этом нет места.
К. Поэтому давайте выясним пределы знания.
А. Да, да, конечно.
К. Где эта граница, свобода от известного, где эта свобода начинается?
А. Хорошо. Да, теперь я точно знаю ту точку, от которой мы должны двигаться. Где начинается эта свобода, которая не зависит от этого основанного в прошлом накопления.
К. Это верно. Итак, человеческий ум сконструирован на знании. Он тысячелетиями эволюционировал на этом накоплении, на традиции, на знании.
А. Да.
К. Оно там. И все наши действия основаны на этом знании.
А. Которое по определению должно быть повторяющимся.
К. Очевидно, и оно повторяющееся. Итак, что есть начало свободы в отношении знания? Можно я скажу так, чтобы более ясно выразиться?
А. Да, да.
К. Я что-то испытал вчера, это оставило след. Это — знание, и с этим знанием я встречаю следующий опыт. То есть, следующий опыт переводится в термины старого и таким образом опыт никогда не является новым.
А. То есть, если я понял вас правильно, вы говорите, что тот опыт, который был у меня вчера, который я вспоминаю…
К. Вспоминание.
А. Вспоминание… при моей встрече с чем-то новым, таким, что кажется имеющим какое-то отношение к нему, я встречаю на основании удерживания моего прошлого знания как зеркала, в котором я определяю природу этой новой вещи, с которой я сталкиваюсь.