Цикл «Историк». Рассказ I. Единовластие

Северский Стас

Я смотрю, как судорожно бьется его сердце, сокращая частоту ударов. Я держу его сердце взглядом, как рукой. Главнокомандующий СГБ уверен, что перед ним бессмертный человек в терминальной стадии жизни, который отчасти перестает быть живым, отчасти становясь мертвым. Он еще не знает, что перед ним не прекращающий жизнь, не продолжающий смерть человек. Перед ним – только будущее бессмертных, отдаленных от смерти отдаленностью жизни. Только развитие, подобное деградации.

Среди пустоты этого просторного зала мы одни. Нет, он один, а с ним что-то еще, что было мной. Что это, мне еще точно не известно. Но я начал расчет. Точный расчет

будущего. Я знаю, что мое время не будет окончено сегодня, продленное сокращением времени генерала Беркутова, главы Центрального управления СГБ.

Беркутов закончил доклад, свернув мониторы, оборвав сигнал, ожидая распоряжений.

– Удара с воздуха я не допущу. Город нужен мне сохранным. На его территориях следует искать одно из хранилищ памяти Хакая. Нам необходимо обнаружить, а не уничтожить его память. Только таким образом мы получим данные, требующиеся для окончательного уничтожения Хакая. Мы узнаем, кто такой или что такое – воскрешенный Хакай.

– Согласен с вами, Снегов.

– К вечеру мятеж будет подавлен, Вэй-Чжен – взят силами армии. К этому сроку военная техника должна быть выведена с территорий укрепления, а Вэй-Чжен – блокирован силами СГБ. Территории укрепления должны быть зачищены огнем в пределах оцепления. Операция разработана мной. Контроль над операцией поручен вам.

Беркутов выдержал паузу. Он понял, что гарнизон укрепления, что посланные для усмирения восстаний полки третьей армии РССР, оцепленные огнем, останутся под оцеплением СГБ. Это жесткая блокада – мглой, огнем, голодом. Он думает, что я слепо смотрю ему в глаза, но я – смотрю прямо в его мысли.

– Беркутов, все подступы к укреплению должны быть перекрыты к вечеру. Ни один офицер, ни один боец, находящийся в пределах территорий укрепленной базы или пересекший их границы, не должен быть пропущен через оцепление. Никто. Ни один разведчик СГБ или армии РССР, DIS или армии AVRG. Никто не перейдет границ укрепленной базы. Никто из отрядов Хакая не получит доступа к системным данным.

Беркутов с твердо оттесненной тревогой в мыслях развернул мониторы, но тревогу он скрыл только от глаз себе подобных.

– Генерал Вайльдер будет требовать отчет гибели разведчиков DIS.

Его сердце в моей руке сжалось злобой, я стиснул руку, под которой бьется его пульс, крепче.

– Отчет ему будет предоставлен мной.

– По последним данным DIS, проверенным СГБ, повышение уровня контроля безопасности по девятому коду результативно. Шпионы с открытой Хакаю памятью опознаны и уничтожены. Мы готовы ввести девятый код для проверки боевых подразделений, находящихся в зоне действий отрядов Хакая.

– Они до сих пор среди нас, потому что они подобны нам.

– Снегов, мы не можем продолжать действовать в избранном вами направлении, уничтожая наших офицеров и бойцов, оказавшихся в зоне действий отрядов мятежников.

– До тех пор, пока все бойцы Хакая не будут истреблены, пока истинный Хакай не будет убит, мы будем уничтожать всех, кто был в зоне действий его отрядов. Иначе мы не сохраним секретности – главного оружия системы. Только потеряем время, безрезультатно поднимая уровень контроля безопасности до высших ступеней, опасных для системы.

Беркутов остановил в пустоте тяжелый взгляд. Он проницателен. Он знает, что я теперь способен видеть больше всех систем контроля, смотря взглядом, недоступным ни людям, ни технике трех систем. Но он знает, что такой взгляд

не дан ни людям, ни технике в целях безопасности трех систем. Я жду, когда он решится.

– Для системы опасны вы, Снегов.

– Для системы опасна наша война.

– Вы истребляете наши войска.

– Это необходимо для достижения цели без потери времени, которое в этой войне выступает не только как наш сильнейший союзник, но как наш опаснейший враг. Иначе – действия Хакая будут пресечены с худшим уроном системе, времени системы.

– Сегодня вы сложите полномочия и передадите власть по требованию Совета РССР.

– Совет не объявит “недоверия” с требованием передачи власти. Мне некому передать власть, Беркутов.

Он резко поднял голову, стараясь всмотреться в мое лицо.

– Светлов погиб – вернее – убит. Но еще жив я, жив еще Ручьинский.

– Никто не способен принять из моих рук эту власть, никто не примет из моих рук эту войну.

– Не рассчитывайте на поддержку командующих AVRG.

– Союзные армии примут мою власть, Беркутов.

– Вайльдер передал Роттеру последние данные DIS о ваших изменениях.

– У Вайльдера нет данных – их нет у DIS, их нет у СГБ. Никто не знает, что со мной происходит.

– Это правда, никто не знает точно, что с вами стало: кто или что вы теперь. Но мы знаем, что произошли изменения в вашем коде – в его строении. Этому есть неоспоримое свидетельство – ваш код.

– Строение кода не имеет значения. Значимы только, хранимые кодом, данные задачи.

– Вы не человек – вы только подобие человека! Вы не должны управлять системой! Мы обязаны этого не допустить! И не допустим! Вы – не человек и не имеете права верховной власти!

– Этого точно никто не знает. Мои целевые установки соответствуют установкам офицера S12, человека.

– Но вы – не человек!

– Я единственный, кто способен справиться с данной мне властью, единственный, кто способен удержать данную мне власть.

– Вы не сможете уничтожить всех!

– Я уничтожу всех, когда этого потребует сохранение системы. Идите, Беркутов. Исполняйте приказ.

– Я не исполню этот приказ! Вы захватчик, Снегов!

– Вы изменник. Вы – враг государства, Беркутов.

– Я присягал человеку! А вы чудовище! Чудовище, которое человек обязан ненавидеть!

– Ненависть не значима. Значимо подчинение. Страх убивает ненависть, он убивает все, Беркутов. Человек старается получить власть над пугающим его объектом, но человек, не способный познать его, уничтожить его, подчиняется ему, подчиняясь страху перед ним.

– Вы считаете себя богом?!

– Обозначение единовластного правителя не значимо.

Я вижу, как Беркутов берется за оружие еще в проекции планируемого действия. Я останавливаю его руку у кобуры, пристегнутой к поясной портупее, пресекая приказ, отданный его разумом его руке, моим разумом, моей волей. Горячая кровь отступает от его рук, оставляя в сжатых борьбой сосудах только холод пустоты. Он противостоит упорно, но силы покидают его с неровной частой пульсацией не справляющегося с борьбой сердца. Его горящий перепадами излучений разум угасает, искрящие разрядами нервы затухают. Он больше не старается ни нападать, ни защищаться. Он с ненавистью ждет, уверенный в правоте этой ненависти. Обездвиженный моей волей, он остается стоять с оружием в руке, когда приходят со срочными донесениями, уходят со срочными распоряжениями “защитники”.