Цикл Охранное отделение. Загадка о двух ферзях
Шрифт:
Напали внезапно – полковник был в постели. Его партнерша только что вышла – вроде как в уборную. И тут же в комнату заскочили трое молодчиков. Полковник метнулся к оружию, но револьвера не было. Продажная девка прихватила кольт с собой.
Один из бандитов прыгнул на полковника – и получил в живот ногами. Другого Игнатов опрокинул сильным ударом в лицо. Но следующий бандит сцепился с разведчиком. Несколько раз перекувырнувшись, мужчины упали с кровати. Видимо, в этот момент к Игнатову подкрался сзади четвертый нападающий и ударил его по голове чем-то тяжелым.
Очнулся полковник связанным по рукам и ногам. Он лежал на
– Здоров, сука! – гнусаво сказал он. – Нос мне сломал! Сейчас я тебе за это в глаз выстрелю, сволота!
– Поостынь, Михей, – буркнул ему мускулистый дядька, одетый в широкий рыбацкий свитер.
Широкоплечий, с толстой красной шеей, с закрученными усами, он одновременно напоминал циркового борца и морского волка. Похоже, он был главным. Однако несколько минут назад этот здоровяк получил от полковника удар в пах и теперь тоже злился на полицейского.
– Кому говорю: убери пушку! Мы же договорились без лишнего шума все делать. И потом, сперва надо его выпотрошить, – и обратился к Игнатову: – Имей в виду, жандармская морда: если сейчас же не расскажешь нам, кого ты тут поджидал, мы тебя на куски порежем и в твой департамент несколькими посылочками отошлем.
– Верно говоришь, Аркаш, – повеселел худой, затыкая револьвер за ремень. – Отправим им голову вашего благородия, чтоб было, что в гроб положить да под оркестр схоронить.
– Я ничего не скажу, – коротко ответил полковник.
Не теряя времени, боевики приступили к делу.
Один из них задавал Игнатову вопрос, а второй слегка колол его ножом в самые болезненные места, когда не дожидался ответа. Вряд ли допрос продолжился бы долго. Среди пытающих не оказалось опытного палача – и вскоре Игнатов должен был бы истечь кровью.
И тут в комнату ворвался какой-то парень и начал яростно избивать злодеев тяжелой тростью. Мускулистый громила в этот момент сидел на корточках перед пленником. Он только успел поднять лицо на влетевшего юнца и тут же закатил глаза, захрипел, начал заваливаться на бок. Из ноздрей его полилась кровь. Сильным ударом тяжелого свинцового набалдашника Серж проломил главарю череп. Это решило исход схватки. Потеряв старшего, налетчики растерялись. Один из них выхватил из кармана пистолет. Серж тут же обрушил палку на его предплечье. Лицо бандита изменилось, пистолет вывалился из его руки. Михей, бандит со сломанным носом, получил удар ручкой трости в лицо.
– С меня хватит, – отчетливо произнес он, отполз в угол и уселся там, не помышляя о бегстве или сопротивлении.
Третий бандит, вскрикнув, выбежал из номера. Серж бросился за ним. На черной лестнице боевик несколько раз выстрелил в преследователя. Юноша едва успел спрятаться за высокие дубовые перила. Но уйти бандиту все равно не удалось. Его скрутили во дворе телохранители полковника Игнатова.
Они, как и было приказано, дожидались шефа в кондитерской через улицу. Услышав выстрел, охранники первым делом перекрыли все выходы из дома. Сержа они тоже на всякий случай сбили с ног и надели на него наручники. Для острастки полицейские слегка прибили задержанных.
Обратно в номер Сержа привели под конвоем. Отведав кулаков своих сопровождающих, молодой человек чувствовал солоноватый
Когда ввели задержанных, он бросился навстречу Сержу. Взяв ключ от наручников у одного из своих людей, он немедленно освободил юношу, пожал ему руку и отвел в сторону:
– Не сердитесь на исправных служак. Они, как хорошие фокстерьеры, выполнили в точности то, что им приказано: схватили всех, кто показался им подозрительным, и проволокли к хозяину.
– Я все понимаю и не держу на них зла, – ответил Серж.
– Вот и славно! Тогда примите мою глубокую благодарность, mon eher [29] ! – проговорил полковник. – Если бы не вы, эти якобинцы искромсали бы меня своими ножиками. Поверьте, я добра не забываю. – Он еще раз пожал Сержу руку и представился: – Полковник Игнатов. Простите меня, я отлучусь на минуту – пожалуйста, не уходите.
Он о чем-то пошептался со своими людьми – теми, что привели Сержа и бандита, – потом внимательно осмотрел труп главаря и восхищенно присвистнул:
29
Мой дорогой (франц.).
– Однако какого налима вы глушанули!
Перешагнув через бездыханное тело, полковник подошел к бандиту с перебитым носом и присел перед ним на корточки. Налетчик так и сидел в углу, закинув голову, чтобы меньше текла кровь из разбитого носа. Временами он глухо постанывал. За несколько минут до этого он выплюнул два зуба – в этот день бедняге чертовски не везло.
– Я пошлю с полицейскими письмо к тюремному доктору, чтобы он вас сегодня же осмотрел, – участливо произнес полковник, будто разговаривал не с тем человеком, который совсем недавно собирался выстрелить ему в глаз.
– Это необязательно, – равнодушно прошепелявил худой боевик и утомленно закрыл глаза.
– И все-таки, Саш, что могу, я для тебя сделаю, – почти дружески пообещал полицейский пойманному на месте преступления злодею. – Хотя от виселицы тебе на этот раз трудно будет отвертеться… Да-а, понатворил ты делов!
Боевик открыл глаза и удивленно уставился на полковника:
– Откуда ты меня знаешь?
– Да уж знаю, Саш, – покачал головой контрразведчик. – Это тебе меня знать ни к чему. А мне по должности положено. И вот, что я тебе скажу, Саша: жалко мне тебя. Зверем живешь – ни дома, ни семьи, даже вместо имени кличка, как у пса. А ведь отец у тебя честный рабочий был и брат – золото. Да и ты, Саш, для общества не потерян… Тебе ведь, кажется, только двадцать пять исполнилось? Считай, и не пожил толком, а уже умереть можешь.
– Я смерти не боюсь! – с вызовом заявил революционер. – Я за счастье трудового народа рад пострадать. А цепные псы это как раз вы – жандармы и полицейские держиморды. Вы охраняете покой эксплуататоров, сторожите самодержавие.
Полковник не обиделся, только кивнул понимающе:
– Я и сам в молодости за политику был бит нещадно. Но мне одного раза хватило. Получил полицейской дубинкой по голове и сразу поумнел.
– Значит, жидковат ты оказался для нашего дела, – скривился революционер. – Вон ручонки у тебя холеные – бабьи.