Цикл Охранное отделение. Загадка о русском экспрессе
Шрифт:
Не обращая внимания на оскорбительный тон фабриканта, Сергей спокойно возразил ему:
— Но ведь арестованный не признался в краже секретных документов, и их у него не нашли. Хотя контрразведчики очень старались.
— Да, это так, — согласился присутствовавший вместе с Сергеем на допросе «кавалера» доктор. Однако он тоже не слишком верил, что они смогут что-то найти после полиции.
— А я считаю, что мы все-таки должны попробовать, — неожиданно поддержала идею Сапогова певица. — Тем более что у меня складывается впечатление, что наш милый «Шерлок Холмс» точно знает, где следует
Сергей отдал должное проницательности Князевой, слегка поклонившись ей.
— Вы совершенно правы, Варвара Дмитриевна. Есть только одно место, которое еще никто не осматривал.
— Нет такого места! — убежденно заявил фабрикант. — Я сам видел, как полицейские даже в унитазе пытались обнаружить тайник. Я могу ручаться одним из своих заводов, что вы ничего не найдете.
— Но гроб-то они не вскрывали, — по-мальчишески широко и задорно улыбнулся фабриканту Сергей. Лицо фабриканта вытянулось от удивления.
— Вы собираетесь вскрыть гроб? — заволновался доктор.
— Мы должны это сделать, — убежденно ответил ему Сергей.
Доктор пришел в ужас:
— Вы не понимаете! Для того чтобы тело оставалось в сохранности, важное значение имеет температура. Перед тем как труп был помещен в гроб, его заморозили. Но еще важнее не допустить контакта мертвых тканей с кислородом. Иначе процесс разрушения тела пойдет с невероятной скоростью, и остановить его будет невозможно. Мне удалось с помощью специально разработанной мною процедуры вытеснить весь кислород из гроба, перед тем как в него было опущено тело покойника. Специальная крышка с уплотнителем препятствует проникновению воздуха извне. Сейчас в гробу кислорода так мало, что процесс разрушения тела замедлился до минимума. Но если вы откроете крышку, через полчаса мы получим зловонный разлагающийся труп.
— Но если мы этого не сделаем, любезный доктор, то через месяц или два поля и леса в районе Риги, у Брест-Литовска или в Галиции — там, где начнется наше наступление, — будут усеяны сотнями тысяч разлагающихся трупов наших солдат, которых пошлют на убой, ибо враг будет иметь точное представление о планах нашего командования…
Неожиданно Сергей осенило:
— Кстати, доктор, а вы уверены, что крышку не вскрывали без вас?
Только теперь все обратили внимание на едва уловимый запах разлагающейся плоти.
— Я полагал, что это мне кажется, — растерянно пролепетал доктор. — Мой несчастный разум отказывался верить своему собственному носу.
Фабрикант немедленно открыл окно, и в купе запахло дождем.
Взволнованный доктор, а за ним и все остальные отправились в ту часть вагона, где в укромном багажном отсеке стоял гроб. Чем ближе они подходили к секретной комнате, тем сильнее ощущался жуткий аромат. Возле нужной двери запах стал просто нестерпимым. Доктор попросил Князеву вернуться обратно в купе, после чего открыл дверь. На фронте Сергею доводилось испытывать всякое, но даже его замутило от буквально обрушившегося на них жуткого смрада.
Доктор смочил в какой-то жидкости платок и велел Сергею держать его возле своего носа. Фабрикант от такой помощи отказался, изображая из себя человека со стальными нервами.
Через окошко в крышке гроба на них смотрело уже
Тут фабриканта замутило, и он вынужден был отлучиться в туалет. На пару с Сергеем доктор снял крышку. В длинном металлическом ящике лежал быстро превращающийся в скелет покойник в форме полковника. В его сложенные на груди руки кто-то вложил небольшой матерчатый мешок, в котором Сергей обнаружил пропавший пакет с секретными документами и несколько свернутых трубкой штабных карт, тоже, по всей видимости, похищенных из курьерского пакета.
Неожиданно для Сергея доктор вдруг заявил, что найденные документы должен взять на хранение он.
Но тут вернулся фабрикант. Теперь он тоже прикрывал нос и рот смоченным в одеколоне платком. Кроме того, фабрикант отпивал понемногу из фляжки с коньяком, которую принес с собой. Эти меры вернули ему самообладание.
Фабриканту желание доктора взять документы пришлось не по вкусу, о чем он прямо заявил старику:
— Не хочу вас обидеть, Владимир Романович, но я возражаю против вашей кандидатуры. Дело-то нешуточное.
— Это почему? — нахмурился доктор.
Фабрикант пояснил:
— Документы-то нашли в вашем багаже. И уж извините меня за прямоту, но я человек простой, из народа и привык говорить то, что думаю без обиняков. Одним словом, слишком часто вы пудрили всем нам мозги, док: то своими предсказаниями, то сомнительными методами выявления преступника по пульсу.
Фабрикант также снова напомнил доктору про случайно подслушанный им его разговор с лжелетчиком, оказавшимся беглым австрийским военнопленным:
— Я не могу позволить, чтобы военные секреты оказались в руках человека, чьим великолепным венским произношением восхищался разоблаченный враг. Как мне помнится, австриец даже назвал вас «Герр оберстом». Поэтому или вы немедленно дадите нам объяснения на этот счет, или с этой минуты я тоже буду к вам так обращаться, Герр оберст.
Доктору пришлось оправдываться:
— Я учился медицине в венском университете и проходил стажировку в лучшей клинике австрийской столицы. Отсюда мой венский акцент. Теперь, надеюсь, вы мне доверяете? Немецкий — это язык науки, большинство хороших учебников по медицине написано на нем. Большинство моих коллег хорошо знают немецкий. Культурным людям это должно быть известно!
Последняя фраза была сказана явно с целью уколоть фабриканта, гордящегося своим простонародным происхождением. Тем не менее после короткого совещания большинством голосов было решено, что до Петербурга секретные документы должны находиться у кого-то другого. Певица сразу взяла самоотвод, резонно заявив, что это не женское дело охранять военные секреты. Сергей тоже постарался уклониться от обязанностей нового курьера, ибо предпочитал пока наблюдать за развитием событий со стороны. В итоге важные штабные бумаги оказались у фабриканта Ретондова, что не могло ему не польстить. Доктору пришлось согласиться с таким решением, хотя было заметно, что его самолюбие сильно уязвлено. Старик не был лишен тщеславия.