Цикл "Пограничная трилогия"+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5
Шрифт:
— Так, может, лучше дальше поедем?
— А я думал, это ты у нас главный любитель всех спасать.
Бойд не ответил. Сел на коня, а Билли повернулся и посмотрел на него снизу вверх. Тот вынул сапог из стремени, наклонился, подал девушке руку, она сунула ногу в стремя — рывок, — и она сидит верхом, после чего он тронул коня.
— Что ж, поехали, — сказал он. — Если тебе это непременно нужно.
Он двинулся за ними через луг. Заметив, что они тронулись с места, крестьяне тут же принялись ковыряться в земле своими короткими мотыгами. Он ехал с Бойдом рядом, и оба остановили коней бок
— ?Los hombres han salido por Madera?[324] — сказал Билли.
Она кивнула. Сказала, что они вот-вот вернутся. Слегка опустив веер, посмотрела на дорогу. Как будто они действительно должны были явиться прямо сейчас.
Билли не двигался. Словно придумывал, что бы еще сказать. Некоторое время спустя он снял шляпу.
— Вы американцы, — сказала женщина.
— Да, мэм. Это вам, наверное, девушка сказала.
— А что тут скрывать.
— Да нет, ничего. Я подъехал просто узнать, не можем ли мы для вас что-нибудь сделать.
Она удивленно подняла насурьмленные брови.
— Подумал, может, у вас тут что-нибудь случилось.
Она бросила взгляд на Бойда. Бойд смотрел вдаль, в сторону гор на юге.
— Мы как раз в ту сторону едем, — сказал Билли. — Если хотите, мы можем отвезти туда записку или что…
Она села в гамаке чуть прямее и обратилась к кому-то в кибитке.
— Basta, — крикнула она. — Basta la musica.[325]
Она посидела прислушиваясь, одну руку держа на столе. Через мгновение музыка смолкла, и она снова опустилась в гамак, раскрыла веер и поверх него окинула взглядом юного jinete,[326] восседающего перед нею на коне. Билли посмотрел в сторону кибитки, ожидая, что оттуда, может быть, кто-то выйдет, но никто не появлялся.
— А отчего у вас погиб мул? — сказал он.
— Ах, этот мул… — сказала она. — Мул умер, потому что вся его кровь вытекла на дорогу.
— Как это, мэм?
Она истомленно подняла руку, подвигала унизанными кольцами тонкими пальчиками. Словно показывая, как восходила к небу душа животного.
— У того мула были проблемы, с ним никто не мог сладить. Не надо было вручать этого мула заботам Гаспарито. Не тот у Гаспарито темперамент. Не для такого мула. Вот теперь сами видите, что из этого вышло.
— Нет, мэм, не видим.
— И выпивка тоже. В таких вещах без пьянства тоже не обходится. Да еще страх. Другие мулы стали кричать… Tienen mucho miedo.[327] Визг, вопли. Они скользили и падали в крови. И кричали. Что теперь скажешь этим животным? Как теперь успокоишь их умы?
Она произвела направленный куда-то в сторону повелительный жест, словно заклиная ветра нахлынуть на это сухое безлюдье и приказывая, чтобы поляна наполнилась птичьими трелями и наступил вечер.
— Разве можно таких животных возвратить в прежнее состояние? Тут и вопроса нет. Особенно в случае мулов истинно театральных, таких как
— Да что же он такое сделал с этим мулом?
— Он пытался отрезать ему голову при помощи мачете. Ах, ну конечно. Девушка вам не рассказала. Она не говорит по-английски?
— Нет, мэм. Она только сказала, что мул погиб, и все.
Примадонна поглядела на девушку с подозрением:
— А где вы эту девицу откопали?
— Да так… Она просто шла по дороге. Это ж надо догадаться — пытаться отрезать мулу голову мачете.
— Да уж. Только пьяный идиот может такое отчебучить. Сперва рубил, а когда увидел, что не выходит, начал пилить. Когда Рохельо стал его оттаскивать, он чуть не зарубил Рохельо. Рохельо был в ужасе. Отвратительно. Они оба упали на дорогу. Возились в крови и в грязи. Катались под ногами у животных. Чуть было не перевернули фургон и всех с ним вместе. Кошмар. Что, если бы по дороге кто-то шел? Что, если бы на дороге появились люди и увидели бы этакий спектакль?
— А что в результате с мулом?
— С мулом? Мул умер. Естественно.
— И что, не нашлось никого, кто хотя бы пристрелил его или еще как?
— Да. Тут целая история. Нашлась как раз я сама. Вышла вперед, чтобы пристрелить мула, а вы как думали? Но Рохельо запретил это. Потому что это напугает остальных мулов — так он мне сказал. Вы можете такое себе представить? И это в наше время! Потом он сказал, что уволит Гаспарито. Сказал, что Гаспарито безумец, но какой он безумец, просто borrachon.[328] Из Веракруса, конечно же.{63} К тому же цыган. Нет, вы видали, а?
— А я думал, вы тут все цыгане.
Она села в гамаке очень прямо.
— ?Como? — сказала она. — ?Como? ?Quien lo dice?[329]
— Todo el mundo.[330]
— Es mentira. Mentira. Me entiendes?[331] — Она возмущенно перегнулась с гамака и плюнула на землю.
В этот момент дверь кибитки отворилась, и из темноты вышел маленький смуглый мужчина в рубашке и без пиджака. Сощурился. Примадонна в гамаке повернулась, воззрилась на него. Как будто своим появлением в двери он отбросил тень, которую она заметила. Он оглядел гостей и их коней, вынул из кармана рубашки пачку сигарет «Эль-Торо», сунул сигарету в рот и начал рыться по карманам в поисках спичек.
— Buenas tardes,[332] — сказал Билли.
Мужчина кивнул.
— Вы что думали, цыганка споет вам оперу? — сказала женщина. — Цыганка! Ну конечно. Цыгане только и могут, что играть на гитарах и марафетить лошадей. Да еще плясать свои примитивные пляски.
Сидя в гамаке прямо, она подняла плечи и развела перед собой руками. После чего издала долгий пронзительный звук — не то чтобы крик боли, но что-то в этом роде. Кони шарахнулись и стали выгибать шеи, так что всадникам пришлось их развернуть, но и после этого они продолжали ежиться, переступать копытами и вращать глазами. На всех ближних полях крестьяне опять прекратили свою возню в бороздах.