Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
— Уходите с отстрелом! Пуски, пуски по вам!
— Отстреливаем тепловые ловушки… — доложил штурман с натугой, осиливая перегрузки.
— «Патриот» продолжает работать! — подпрыгивал рыжий РП. — Маневрируй, маневрируй! Наблюдаю пуск по вам: азимут триста пятьдесят, дальность восемьдесят. Уходите вправо, курс двести сорок!
Гирин облизал губы. На грани слышимости бормотала «Рита» — речевой информатор в кабине самолета — сообщая, что достигнута предельная скорость.
— Ракеты в шестидесяти километрах… В пятидесяти!
—
— Ракета смещается влево! — взвыл РП. — Уходите вправо, под ракурс!
— Перекладка, Петруха! — отрепетовал штурман.
— Ракета вправо смещается, идет на вас! Малая высота, от вас азимут триста пятьдесят, дальность пятьдесят! Тоже идет в вашу сторону!
— Влево маневрируем! Она сместилась под… Догоняет! Влево, влево! Максимальные обороты!
Гирин машинально обтер потный лоб. Летчики уже не отвечали, они лишь дышали часто и прерывисто, стонали и рычали под тяжестью максимальных «же».
— Вспышку увидел сзади… — хрипло выговорил штурман.
— «Патриот» продолжает подсвечивать, уходи, — вытолкнул РП сипло и тяжко, будто самого придавливал перегруз. — Ракета прошла сзади вас! Перемещайтесь вправо, на курс сто двадцать!
— 542-й? — подключился «Ульяновск».
— Да! — прорычал пилот.
— Давай, братишка, уходи, маневрируй!
Секунд через пятнадцать летчик перевел дух, и спросил у штурмана:
— Витёк, доволен? Витёк! Витя, я тебя не слышу! Не слышу тебя!
Гирин закаменел.
— Что там? — выдохнул РП.
— Я видел вспышку позади, — устало доложил пилот, — и по ушам ударило… Да всё норм, просто у нас связь пропала — я правого вообще не слышал… Фу-у, блин… — выдохнул он и, сбрасывая напряжение, обратился к зенитчикам с веселой злостью: — Сосите ноги, ур-роды!
Вторник, 19 января. Вечер
ГДР, Пенемюнде, Дюненштрассе
Забулькал вызов программы «Визант», и я поспешно кликнул, подключаясь. Во весь экран круглилась чья-то грудь, правда, укрытая «олимпийкой».
— Миша! — вызвенел приятный голос. — Прием, прием!
— Наташ, — заулыбался я, — ты не совсем в фокусе.
Засмеявшись, Талия отодвинулась, вмещаясь в диагональ монитора.
— Так видно? А где Леечка?
— Лея! — крикнул я. — Тебя мама зовет!
Наверху ойкнули, и затопали по лестнице. Секунду спустя радостный вопль огласил эфир:
— Мамочка, привет!
— Привет, моя лапочка!
— Мам, а ты где?
— В Малаховке, на даче.
— Юлька с тобой?
— Нет, Юля на сессии, сдает! — синий взгляд посветлел. — Говорит, ректор сначала отговаривал, а как узнал, что она на физфак МГУ собралась, сразу заявление подписал — сам, вроде бы, тоже его оканчивал!
— Ну, и славно, — заворчал я. — А Рита
— Ага! Они там с Инной. По матчасти сдают…
— Всё с вами ясно. Докторскую пишешь?
— Урывками! — вздохнула Наташа. — Знаешь, какая тема? «Интуиция в системах искусственного интеллекта»!
— Ого!
— Да-а! — жалобно затянула Талия. — А мне, чтобы вывести теорию интуиции хотя бы тезисно, надо и квантовую механику учить с нуля, и даже основы ассиметричной теории относительности Колмогорова!
— Тяжело-о! — сказал я тоном Гюльчатай.
Наташа прыснула в кулачок, и заворковала:
— Леечка, можно я с папой поговорю?
— Посекретничаешь? — заулыбалась девочка. — Ла-адно… Пойду, тогда, уроки доделаю!
Наташа проводила ласковым взглядом ускакавшую дочь, и посерьезнела.
— Марина заезжала с Геной, — заговорила она вполголоса. — Векшин — опер, ты в курсе?
Я кивнул.
— Ага… В деле об убийстве Боуэрса появился интересный «свидетель» — механический робот-уборщик. А у него — своя камера! Еще и с видеорегистратором! И на записи в день убийства видно, что, минут за десять до преступления, в ту самую лабораторию… вошел Панков!
— Интересно… — затянул я. — Только это улика косвенная… А Панкова допрашивали… тогда, в ноябре?
— Во-от! — воздела палец Талия. — Векшин сам присутствовал на том допросе, и самозваный директор клялся, что вообще не покидал кабинета! Он у него где-то на втором этаже был, вроде…
— В отделе физики пространства, — кивнул я. — Значит, врал… Ну, это ничего не доказывает, хотя и наводит на размышления. Хм… Во всяком случае, то, что человек малосимпатичен, не является отягчающим обстоятельством. Ладно, златовласка, — вздохнулось мне, — хоть поглядел на тебя!
— Я тоже очень, очень скучаю… — синие глаза повлажнели, темнея. — Пока, Мишенька!
Наташа послала воздушный поцелуй в стиле Мерилин Монро, и экран погас. А я поник — не надо больше излучать силу и уверенность. Побарабанив пальцами по столу, вновь кликнул «Виз».
Мелкий факт, бросавший тень на Панкова, на ум пошел, однако меня больше тревожил не «самозваный директор», а его исследования…
Программа снова запустила булькающую мелодию, отдаленно похожую на ту, что в моей «прошлой жизни» наигрывал «Скайп», и с экрана ко мне обернулся Алёхин.
— Здрасьте, Михал Петрович! — с ходу залучился он. — Давно не виделись!
— Ага! — фыркнул я насмешливо. — Часа полтора! Слушай, Антон… Ты у нас неплохой пространственник…
— Лучший, Михал Петрович! — поправил меня собеседник, и улыбнулся с простодушием деревенского хитрована.
— Скромность тебе не грозит! — я задумался. — Мне нужно, чтобы ты, как следует, просчитал мои… м-м… прикидки, что ли. Они касаются дзета-пространства.
— Ага… — медленно вытолкнул Алёхин, и прищурился: — Это, куда Панков собрался?