Цикл «Рождённый магом». Компиляция. Романы 1-14

Мэннинг Майкл Г.

Мойре хотелось пощёчиной стереть выражение превосходства с самодовольного лица её матери.

— Значит, ты предпочтёшь что… повесить её?! Думаешь, Грэм тебя за это поблагодарит? Он не станет этого терпеть. Ты потеряешь его, и что тогда будет с Леди Хайтауэр? Как она отнесётся к тому, когда он заберёт Алиссу, и окажется вне закона?

Её мать сделала глубокий вдох, прежде чем медленно выдохнуть.

— Помнишь, когда твоего отца судили в Албамарле?

Мойра нахмурилась, гадая, куда она клонит. Она кивнула.

— Я тогда была того

же мнения, которого сейчас придерживаешься ты или, быть может, Грэм. Я знала, что твой отец был не виноват. Много людей погибло, но он не нёс прямой ответственности за это, и если бы он не сделал то, что сделал, всё стало бы гораздо хуже. Он спас мир, однако его вытащили перед их грязным маленьким судом, и судили его. Люди, решившие его судьбу, ничего не сделали ради спасения нас от катастрофы, но они взяли на себя право вершить правосудие над человеком, который всех нас спас.

Я была в ярости, и я пыталась убедить твоего отца сбежать со мной, взять тебя, твоих братьев и сестру, и убежать далеко-далеко. Но он отказывался. У него была сила, они и пальцем бы не тронули его, если бы он не позволил, однако он отказался бежать. Мать Грэма представляла его в суде, и она могла оправдать его на основе юридической формальности, но он и этого не позволил. Вместо этого он принял обвинения, а когда они решили унизить его, исхлестать его кнутом как собаку, он склонил голову, и принял наказание.

Ты когда-нибудь задумывалась, почему? — спросила Пенни.

Мойра уже слышала большую часть всего этого, но никогда не думала, что это было честным. Она знала, каков был ответ её отца:

— Он сказал, что люди должны были увидеть, что правосудие применимо не только к слабым, но и к могущественным людям — но Алисса не является волшебницей. Она не правит никакими землями. Её наказание ничего не докажет.

— У неё могущественный возлюбленный, ты — её подруга, и она совершила несколько очень серьёзных преступлений, — возразила Пенни. — Думаешь, я пытаюсь заставить Грэма покинуть нас? Я пытаюсь его спасти. Если ему когда-нибудь удастся жить мирно с этой девушкой, то ей нужно принять последствия её действий, в суде, иначе люди никогда не будут удовлетворены. Если она так не сделает, он всё равно заберёт её, и в конце концов сбежит. Это — их единственный шанс.

Её сердцебиение замедлилось, и гнев сменился замешательством. Она была на волоске от того, чтобы насильно попытаться изменить разум своей матери. Мойра уставилась на Пенни, тщательно обдумывая свой вопрос:

— Что именно ты хочешь сказать?

— Твой отец был прав. Если бы его на самом деле попытались казнить, то, быть может, он сбежал бы со мной, но он был твёрдо намерен дать людям правосудие.

— Но в этом не было ничего правого! — воскликнула Мойра. — Он этого не заслужил.

— Истинное правосудие — иллюзия, но оно необходимо для существование гражданского общества. Он понимал

это ещё в те дни, и, что важнее, он знал, что мы не сможем жить так, как мы живём сейчас, если люди не будут считать, что он расплатился за преступления, которые они ему приписывают. Я скажу ещё раз: он был прав. И то же самое применимо и сейчас. Если Алисса и Грэм хотят иметь шанс на нормальную жизнь как муж и жена, то пострадавшие от её действий люди должны считать, что правосудие восторжествовало. — Графиня приостановилась на миг, прежде чем добавить: — Не говори отцу, что я это сказала.

— Что сказала?

— Что он был прав. С ним будет просто невозможно жить, если он узнает, что я это признала.

Глава 29

Мойра Сэнтир, женщина, прожившая в сердце земли более тысячи лет, сидела в удобном кресле, глядя на человека, который растил её дочь. Формально, она не была оригинальной Мойрой Сэнтир, а лишь искусственной копией, заклинательной двойницей, созданной в момент отчаяния перед тем, как первая Мойра ушла на последний бой с Тёмным Богом, Балинтором.

Однако к этому моменту разница была чисто теоретической. У неё теперь было живое человеческое тело, благодаря её мужу, Гарэсу Гэйлину, и хотя она не обладала живым источником, с которым рождалось большинство людей, ей дали столько эйсара, сколько нормальному человеку хватило бы на сотню жизней.

Человек, взявший силу богов, и поделившийся ею с ней, с задумчивым выражением лица сидел напротив неё за низким столом.

— Что-то ты ничего не говоришь, — сказал он, надеясь разбить её молчание.

Она открыла рот, и снова закрыла. Что она могла сказать? История, которую он только что закончил излагать, была в некоторых отношениях новой, а в других — удручающе знакомой. И в этом была её вина. Единственный смысл её существования заключался в защите жизни ребёнка её создательницы, её ребёнка, и она это провалила. «Почему я не сказала ей больше, и раньше?»

Сказать правду — значило подписать смертный приговор дочери, а скрыть — значило подвергнуть риску бессчётное число жизней.

— Я оказала тебе медвежью услугу, — наконец сказала она. — Я слишком долго ждала, и теперь твоя дочь, моё дитя, заплатит за мою ошибку.

Мордэкай нахмурился:

— Я надеялся, что у тебя будет что-то немного более позитивное.

На неё накатила волна безысходности, и она с трудом подавила порыв рвать на себе волосы. Её фрустрация была настолько велика, что ей захотелось с криками выбежать из комнаты. Бывшая леди камня внезапно увидела видение, в котором она бросается вниз с самой высокой башни замка, хотя это и не помогло бы. Она не могла умереть без разрешения.

— Я не могу предложить ничего хорошего, — сказала она ему. — Я не предупредила тебя как следует, не предупредила её как следует, и теперь семена моей небрежности принесли свои порочные плоды.