Циклоп в корсете

Калинина Дарья Александровна

– Месяц или два? – с недоверием переспросил Кротов. – А от чего же она лечилась весь прошлый год?

– Есть и другие виды наркотиков, – пояснил Аполлон Митрофанович с таким видом, словно вдалбливал непонятливому школьнику простейшую истину. – Кокаин, эфедрин, травка, наконец. Но каюсь, героин первый раз Мила попробовала по моей вине.

Возникла напряженная пауза.

– Нет, только не подумайте, что я дал ей наркотик, – продолжил директор. – А чувствую я себя виноватым потому, что Мила достала его в больнице, куда я ее определил. Я тогда еще недостаточно хорошо знал, какая это страшная болезнь, поэтому меня не удивило,

что в палатах на третьем этаже на окнах нет решеток. Ну какому нормальному человеку придет в голову, что наркоман способен прыгнуть с десяти метров, а потом еще и бежать со сломанной ногой за наркотиком и обратно? Врачи, во всяком случае, этого не допускали, они обыскивали сумки, запретили визиты родных, но наркотики в отделении все равно появлялись. Все прояснилось после того, как парень, проделавший этот фокус, вернулся с переломом голени, а более везучие уже несколько раз благополучно возвращались с добычей. Одежду им приносили другие наркоманы, которые поджидали приятелей под окнами. Но я это не к тому говорю, чтобы покритиковать врачей, которым близкие наркоманов платят бешеные деньги и которых не смущало отсутствие решеток на третьем и четвертом этажах. А к тому, что именно там Мила и подсела на героин.

– А где она сейчас? – спросила я.

– Не имею ни малейшего понятия. А разве она не дома? – искренне удивился Аполлон. – Не с мужем?

– Нет, – покачал головой Кротов. – И мы не представляем, где она. Однако ее соседки видели большую белую машину, в которую садилась Мила. Они опознали в ней машину, на которой работал Степан. Это ведь ваша машина?

– Есть у меня серебристый джип, – согласился Аполлон Митрофанович. – С бабок станется назвать его «большой белой машиной», но Милу я не забирал. В первой половине дня Сергей отвез от моего имени одному больному фрукты и прочую снедь. Может быть, Мила села прокатиться с ним. Но Сережа сейчас еще должен быть в офисе, мы его позовем и все узнаем.

Он нажал на кнопку у себя на селекторе, и через несколько секунд в дверь ввалился здоровенный парень.

– Звали, шеф? – рявкнул он.

– Звал, – кивнул Аполлон. – У нас беда, убили Степана. Эти господа из милиции, они хотят знать, Мила с тобой в машину села? Не бойся, я с тебя голову не сниму, что ты в моей машине дам катаешь. Ей куда-то было нужно?

– Ясное дело, – кивнул парень.

– В аптеку? – предположил Аполлон.

– Куда? – удивился парень, явно не отличающийся большим умом: слово «аптека» его так удивило, словно он впервые его услышал. Полный кретин!

– В аптеку, – повторил Аполлон. – Степан с утра был болен, и она, должно быть, хотела купить ему лекарство.

– Вот, вот, – немного подумав, подтвердил Сережа. – Там и аптека была, и еще магазин.

– Все ясно, – кивнул ему шеф. – Можешь быть свободен.

– Будьте так добры, если вы что-либо узнаете о ее местонахождении, позвоните вот по этому телефону, – сказал Кротов, протягивая Аполлону свою визитку.

– А вам звонить по этому же телефону? Или другой дадите? – подмигнул нам с Маришей директор, мельком глянув на визитку.

Впрочем, справедливо будет уточнить, что смотрел он главным образом на мою подругу. Вечно мне достаются всякие рыжие Кротовы, а Мариша снимает сливки.

– Мы из другого ведомства, – величественно ответила Мариша. – Вот наш телефон.

Оставив осчастливленного нашими визитками директора в его кабинете, мы

вышли из офиса. На улице уже наступила совершеннейшая ночь, хотя часы показывали всего лишь половину восьмого. Кротова мы высадили у станции «Чернышевская», хотя он усиленно сопротивлялся – долго рассказывал нам, что живет он на площади Мужества, а на линии разрыв, и очень неудобно добираться, но дома он заварит нам кофе, поставит на видике новый фильм и вообще не поскупится на угощение. Словом, всеми способами пытался вынудить нас доставить его до дома.

Как только мы избавились от Кротова, Мариша немедленно вытащила из-за пазухи ту тонкую книжицу в кожаном переплете, которую мы изъяли в спальне Милы. Немного повозившись, она откинула тугую застежку, и мы жадно впились в открывшуюся первую страницу. Оказалось, что это вовсе не последний том дневника, а фотоальбом. Но тоненький, всего на пять листов, в которых было десять фотографий, изображавших симпатичную блондинку с родинкой над верхней губой и большим ртом в различных степенях обнаженности. Несомненно, это была сама Мила. Именно так ее и описывал Степа.

Насладившись этим зрелищем, мы поехали обратно к дому Степы. На улицах наступило время собачников, которые разгуливали взад-вперед в тусклом свете фонарей. Такую же картину мы застали и возле Степиного дома. Все собачники выползали на улицу со своими питомцами, и с ними имело смысл поболтать. Нам повезло. Прямо из парадного, где жили мертвый ныне Степа и его пропавшая жена, вышла дородная бабка, ведя на поводке мелкую лохматую болонку. Бабку мы знали, она нас тоже узнала.

– Ну что? – приветствовала она нас громовым басом. – Нашли Милку? Деньги отдали?

– Нет, – огорченно покачала я головой. – Просто ума не приложу, где ее искать. Даже милиционеры ничем не смогли мне помочь. Они тоже ищут Милу. Пропала с концами, и никто толком не знает, даже на какой машине она уехала.

– Как это не знает? – возмутилась бабка. – Бездельники работают в нашей милиции, вот что я вам скажу. Вместо того чтобы походить да поспрашивать среди людей, они, вишь, сразу – никто ничего не видел и не знает.

– Так вы видели? – обрадовались мы с Маришей.

– А то нет, мне из окошка кухни все видать, – подтвердила бабка. – Белая машина, иностранная.

– А марка какая?

– Марок их я не понимаю, – призналась бабка. – Вот наши «Жигули» от «Москвича» легко отличу. А у них не понимаю, что «Мазда», что «Форд», мне все одно. Цвет вот точно был белый, даже блестящий какой-то, а на заднем стекле такая забавная зверюшка сидела. Большая такая, побольше моей Сиси будет, только…

– Побольше чего, простите? – храбро переспросила ее ошеломленная Мариша, пока я ртом хватала воздух.

– Сиси, собачки моей, – пояснила бабка, показывая на резвящуюся у ее ног болонку.

– А, понятно, – сказала Мариша. – Значит, игрушечная собака.

– Кто ее знает, собака или что другое, но точно лохматое, – сказала бабка.

– А номер? – жалобно спросила я. – Цифр вы не запомнили?

– Ну я же не в милиции работаю, кто же знал, что дело так повернется. Не могу же я записывать номера всех машин, которые у нас во дворе останавливаются, – обиделась бабка. – Но вы поспрашивайте, авось чего и узнаете. Только зачем вам, ведь все равно в машине Степин начальник сидел, а если и не сидел, то все одно знал, где его машина находится и кто в ней катается. У него и спрашивайте.