Циклоп
Шрифт:
Я схожу с ума, подумал он.
5.
Рог требовал. Взвивался к серому, утомленному небу, срывался на хрип; набирал воздух и вновь шел на взлет. Спросонья могло показаться: грядет второй поединок в Круге Запрета, и рог возвещает его начало.
— Кого тут демоны полощут? На кол трубачей!
Кричали из шатра легкомысленной сине-белой расцветки, стоявшего ближе других к барьеру. Ни дать ни взять, обиталище морского волка, пьяницы и сквернослова. Словно в подтверждение этой догадки, ткань шатра пошла волнами, парусом в поисках ветра хлопнул входной полог — и наружу,
«Сон украли, — читалось на его лице. — Ну, хоть погляжу на сволочей…»
На ходу заправляя в шальвары исподнюю рубаху, Иноходец резво ковылял к барьеру крови. За ним на влажной земле оставались две цепочки следов: справа — отпечатки каблука, слева — глубокие ямки от деревяшки. Дно ямок по центру выпячивалось руной «лаф», вестницей беды. Иноходца мучил утренний кашель. Он давился, перхал, сплевывал комки липкой мокроты. Остановился калека в десяти шагах от барьера; зыркнул из-под козырька ладони. Связки дощечек взгляд его, кипящий от злости, сперва заставил качаться с тревожным шелестом, а там и обратил в дымку, какая на зорьке плывет над дремотным озером.
— Ишь ты! — буркнул Тобиас. — Аж пупы рвут…
За горами вставал рассвет. Первые лучи солнца залили желтой, пенной слюной клыки скал. Нахлобучив снеговые шапки, вершины искрились серебром. В небе кружилась стая воронья: дым над пожарищем. По белой целине, от тракта к башне Красотки, тянулась широкая полоса, похожая на борозду от великанского плуга. Наст был без жалости взломан и взрыт копытами, превращен в хрусткое крошево. Шестеро всадников на взмыленных, грызущих удила конях ждали по ту сторону барьера. К счастью, у гонцов сохранилась толика благоразумия. Они гарцевали, поднимая коней на дыбы, один, надрываясь, трубил в рог, но никто не спешил преодолеть хлипкую на вид преграду. Маски на лицах, тусклый блеск кирас, плащи гвардейцев. Кони прядали ушами, громко ржали; животные чуяли опасность, исходящую от барьера, и им не терпелось поскорее убраться отсюда.
Трубач спешился, удерживая сразу двух коней.
— Кто такие? Зачем явились?
Колченогий маг знал: снаружи преграда застит взоры. Толком разглядеть, кто к ним обращается, гвардейцы не могут. Но даже сгинь барьер, и окажись Тобиас полностью на виду — тон его не изменился бы ни на йоту. До конца наследования здесь — территория конклава, и плевать, на чьих землях она расположилась.
— Именем короля! Вазака Изнанку сюда!
Тобиас ухмыльнулся, на миг пожалев, что гвардейцы его не видят.
— Кому это понадобился мой добрый брат Вазак?
— Приказ его величества!
— Да ну! И что гласит приказ?
— Доставить Вазака во дворец! Немедленно!
— Надеюсь, его там четвертуют? Удавят тетивой?
— Захлопни пасть, болван! Где Вазак?
— Спит. Велите разбудить пинками?
С удовольствием слушая брань трубача, калека заковылял к жилищу тер-тесетского некроманта. По пути он старался запомнить кое-что из ругательств. Все-таки гвардия есть гвардия… Долго идти не пришлось. Рог и зычный бас гонца разбудили весь лагерь. От дальнего шатра, лилового с черными разводами, к барьеру уже спешил Вазак, на ходу пытаясь всунуть руки в рукава каракулевой шубы. Толстяку мешала лохматая шапка, которую он не успел надеть на голову, и теперь норовил зажать между плечом и подбородком. Шапка упала; тяжело отдуваясь, Вазак наклонился за ней, а когда разогнулся — перед ним, словно пробившись
— Брат Вазак! — заорал Тобиас издалека. Видя растерянность некроманта, он решил прийти бедняге на выручку. — Тебя зовут во дворец! Обещались не четвертовать! Ты как, идешь?
Вазак икнул.
— Сказать им, чтоб убирались? Не беспокоили тебя по пустякам?
— Во дворец? — Амброз по-прежнему загораживал некроманту дорогу. — Ни свет, ни заря? Что ты забыл во дворце, друг мой?
— Н-ничего, — толстяк боролся с икотой, и проигрывал. — Я…
— Почему зовут тебя, а не меня?
— Я…
Вызов во дворец свалился на Вазака, как снег на голову. А тут еще и гнев Амброза, уверенного, что некромант тайком подсидел королевского мага, в надежде занять тепленькое местечко. Для Вазака, не отличавшегося храбростью, это было слишком. Вертя головой в поисках поддержки, он увидел смеющегося Талела — и понял, что отступать некуда. Потерять лицо в присутствии учителя? Зная любовь Черного к чужим слабостям, это было страшнее Амброзовых обид.
— Откуда мне знать?! — рявкнул Вазак. — Хочешь, иди вместо меня!
— Зубки режутся? — Амброз взял шапку из рук толстяка. Нахлобучил ее Вазаку на голову, завязал хитрым узлом тесемки наушников. Ласковый голос оплетал некроманта лозами ядовитого плюща, высасывая волю к сопротивлению. — Гляди, не застудись. Давай, шубку подержу… Я верю тебе, приятель. Ты честен со своим старым другом Амброзом. Надеюсь, ты поделишься со мной дворцовыми новостями?
Мрачный, как ночь, Вазак кивнул.
— Вот и славно. Поторопись, а то опоздаешь на торги!
— Да уж, — хрипло выдохнул Вазак. — Ринальдо бесится, если промедлить…
— Ринальдо?
Амброз просветлел. Губы мага сложились в приятную улыбку.
— Я счастлив утешить тебя, дружище. Ринальдо сильно изменился. Теперь он ждет, сколько надо. Он стал терпелив, как памятник. Все, иди, не смею тебя задерживать…
Резкая перемена в Амброзе не укрылась от толстяка. Это отравило Вазаку все торжество от собственной — по правде сказать, жалкой — отваги. Одернув шубу, он втянул голову в плечи и быстрым шагом направился к гвардейцам, ожидавшим его за барьером. Не сорваться на бег, постыдный для ученика Талела Черного, стоило Вазаку больших трудов.
Ничего, справился.
6.
Он больше не заснул.
Амброз сиднем сидел в шатре, пока утро окончательно не вступило в свои права. Снаружи царила тишина. Слуги ходили на цыпочках, маги дремали или притворялись, что дремлют. Братья, глумливо хмыкнул Амброз. Высокое Искусство! Может, оно и к лучшему, если мы все сдохнем? Воздух, тут нет сомнений, станет чище. Рядом, ткнувшись лбом в его щиколотку, чуть слышно вздохнула Эльза. Согласилась? Увидела дурной сон? Растение до тех пор, пока хозяин не примет другого решения, сивилла не могла — не должна была! — видеть снов. Что грезится пинии? Ольхе? Сосне над взморьем? И все-таки Амброза мучили темные подозрения. Чудилось, что упрямая шлюха, чей разум — жалкий блеск янтаря в серебре — чутьем прокладывает пути в будущее, отыскивая брешь в бастионах судьбы. Легавая сука взвыла бы от зависти, узнав о таком чутье. Амброз бы и сам не отказался. Будущее виделось магу на шаг вперед, не дальше. Забрать Око Митры, вернуться в башню с Циклопом и сивиллой; дальше все скрывалось в тумане.