Циклы и волны глобальной истории

Пантин В. И.

Но этого мало. Концепция всеединства, разработанная Владимиром Соловьевым, прямо ориентирует на поиск дополнительных, в том числе «слабых» связей и взаимодействий, которые в итоге приводят к целостному, синхронизированному развитию. Дело в том, что исследователю, пытающемуся проникнуть в тайны таких сверхсложных эволюционирующих систем, как человек, общество, биосфера, Космос, наиболее доступны непосредственные «сильные» взаимодействия элементов и структур этих систем, описываемые, как правило, в терминах причинно–следственных связей. «Слабые» же, опосредованные взаимодействия чаще всего остаются скрытыми от взора исследователя, несмотря на то что они играют огромную, иногда решающую роль в поддержании динамической целостности системы. В результате этого понимание генезиса и развития сложных органических систем остается неполным, формальным, скользящим по поверхности явлений. Принцип всеединства, огромное эвристическое значение которого понял Вл. Соловьев, как раз и призван восполнить эту принципиальную неполноту непосредственно наблюдаемых связей, в том числе за счет поиска взаимодействий между пространственно разделенными процессами, событиями, явлениями, которые, на первый взгляд, кажутся отдельными, изолированными друг от друга. Ниже будут приведены примеры такого рода взаимодействий, которые характеризуют связи между пространственно разделенными процессами.

В отличие от Вл. Соловьева, развивавшего великую

и до сих пор не оцененную по достоинству философию всеединства, Н.Я. Данилевский, исходил из существования принципиальных различий между «культурно–историческими типами», характерными для развития человечества, и тем самым ставил под сомнение само существование единой человеческой истории. Тем не менее, будучи крупным и оригинальным мыслителем, он не мог пройти мимо важной роли синхронизации в истории. В своей книге «Россия и Европа» он писал следующее: «Совершенно к таким же заключениям ведет синхронизм многих исторических событий, синхронизм, без которого эти события сами по себе потеряли бы большую часть своего значения. Возьмем самый известный пример. Открытие книгопечатания, взятие Константинополя турками и открытие Америки, почти одновременно случившиеся, внесли в своем совокупном влиянии такую важность, что она была сочтена достаточною для разграничения великих отделов жизни человечества… Но самую значительную долю силы и значения придает этим событиям именно их совокупность, их воздействие друг на друга, в несчетное число раз усилившее влияние каждого из них на развитие просвещения, на расширение деятельности европейских народов… Конечно, каждому из этих трех событий, положивших начало новому повороту в жизни Европы, можно найти весьма удовлетворительное объяснение. Но чем объяснить их современность, которая, собственно, и составляет главное условие их образовательной силы? Где лежит тот общий корень, коего следствиями были бы не только изобретение книгопечатания, взятие Константинополя и открытие Америки, но в котором заключалась бы и та мера толчка, сообщенного историческому движению, вследствие которого явления, принадлежащие к столь различным категориям, достигли бы своего осуществления в один и тот же исторический момент?.. Где та сила, которая привела алтайских дикарей на берега Босфора как раз в то самое время, когда пытливость немецких изобретателей отыскала тайну сопоставления подвижных букв, и когда соперничество между Испаниею и Португалией в морских предприятиях доставило благосклонный прием смелой мысли генуэзского моряка? Причины синхронистической связи столь разнородных событий нельзя, конечно, надеяться отыскать ближе, чем в самом том плане миродержавного Промысла, по которому развивается историческая жизнь человечества» [Данилевский, 1995, с. 262 — 263].

Заметим, что Данилевский справедливо не удовлетворяется обычными в таких случаях попытками объяснить многочисленные явления «синхронизма» случайным стечением обстоятельств; по его мнению, необходимо искать гораздо более глубокие корни «синхронистической связи». Более того, Данилевский указывает на «синхронизм» как на важный принцип, действующий и в природе, и в истории. К сожалению, эта важная, принципиальная идея Данилевского, в отличие от его теории «культурно–исторических» типов, осталась без внимания. Ее не поняли и проигнорировали и его последователи, и его оппоненты; тем самым важный вопрос о причинах и значении синхронизации событий для реализации всемирно–исторических сдвигов остался без ответа. Было фактически проигнорировано и его важное наблюдение о взаимном воздействии более или менее одновременных событий, во много раз усиливающем влияние каждого из них.

Уже в XX веке на принципиально важное значение синхронизации различных событий и процессов для исторического развития в целом обратили внимание два крупных европейских мыслителя — французский историк Ф. Бродель и немецкий философ К. Ясперс. Бродель не только указал на синхронизацию экономических, политических и социальных процессов, протекающих в различных частях земного шара, но и попытался определить структуры и механизмы, лежащие в основе этой синхронизации. В своей книге «Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV–XVIII вв.» он констатировал удивительную согласованность колебаний цен на определенные товары, существовавшую в данную эпоху в различных, в том числе весьма удаленных, уголках мира: «То, что колебалось под воздействием цен, это были на самом деле предварительно сложившиеся сети, образовавшие, на мой взгляд, по преимуществу вибрирующие поверхности, структуры цен» [Бродель, 1992, с. 79]. Гипотеза Броделя по сути означает, что мировая рыночная система и мировое сообщество в целом в каждый момент своего существования и развития представляют собой активную среду, в которой распространяются волны изменения цен, потребностей, жизненных стандартов и т.п., а также волны технологических, социальных, политических и культурных сдвигов, изменений. Эту активную среду можно рассматривать также как единую сеть огромной протяженности (нынешний Интернет является лишь одним из поздних проявлений этой гораздо более древней сети). Подобная гипотеза представляется весьма плодотворной, способной объяснить удивительную синхронизацию и согласованность процессов и событий в самых разных точках мира (при всей их разнонаправленности и включенности в различный исторический, социокультурный контекст). В этой связи вся глобальная история представляется не чем иным, как проявлением взаимосвязанности, взаимовлияния и синхронизации процессов, протекающих в разных частях мира.

В другой своей работе «Динамика капитализма» Бродель подчеркивал значение синхронизации развития обществ с различной культурой и общественным строем на само возникновение и существование капитализма и европейской мир–экономики: «Короче, европейский мир–экономика в 1650 году являет собой соединение, в котором сосуществуют самые различные общества — от уже капиталистического в Голландии до крепостнических и рабовладельческих, стоящих на самой низшей ступени лестницы общественного прогресса. Эта одновременность, синхронность ставит уже, казалось бы, решенные проблемы. Действительно, само существование капитализма зависит от этого закономерного расслоения мира: внешние зоны питают промежуточные и, особенно, центральную. Да и что такое центр, если не вершина, если не капиталистическая суперструктура всей конструкции?.. Это положение объясняет ход истории иначе, чем привычная последовательная схема: рабовладение, феодализм, капитализм. Оно выдвигает во главу угла одновременность, синхронность — категории со слишком яркой спецификой, чтобы их действие оставалось без последствия» [Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск, 1993, с. 97–98]. Здесь Бродель выявляет и подчеркивает роль гетерогенности и одновременно структурированности, упорядоченности той активной среды, в которой распространяются волны исторических изменений. Мир предстает единым, но чрезвычайно разнообразным, сложно организованным; все его части воспринимают импульсы, идущие из «центра» или «периферии», но воспринимают по–своему, не стирая и не уменьшая своих различий. Подобная картина характерна для всей мировой истории на всем ее протяжении.

Ярким примером анализа синхронизации в истории является концепция «осевого времени» К. Ясперса. Очевидно,

что само понятие «осевого времени» в том виде, как оно сформулировано Ясперсом, предполагает наличие синхронности множества исторических событий, относящихся к разным народам и разным цивилизациям. Ясперс отмечает наиболее важные и сходные по смыслу и значению события и процессы в духовной сфере, почти одновременно происходившие в Китае, Индии, Иране, Палестине, Греции. Оценивая значение этих сдвигов, Ясперс писал: «В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и сегодня определяющих жизнь людей. Во всех направлениях совершался переход к универсальности» [Ясперс, 1994, с. 33].

Рассматривая различные гипотезы, пытающиеся объяснить эту удивительную синхронность, одновременность сдвигов в разных цивилизационных центрах, Ясперс констатирует, что ни одна из них в отдельности не может быть признана удовлетворительной. Спустя полвека, прошедшие после выхода работы Ясперса, можно полагать, что лишь целый ряд более или менее взаимосвязанных факторов, среди которых, по–видимому, важную роль играли распространение железных орудий и связанная с этим технологическая революция, климатические изменения (похолодание «железного века»), перемещения «варварских» народов на периферии — могут пролить свет на загадку «осевого времени». Однако тайна синхронности важных сдвигов «осевого времени» остается сложной и запутанной, если не принимать во внимание действие принципа синхронизации, работающего в истории: «Никто не может полностью понять, что здесь произошло, как возникла ось мировой истории. Нам надлежит очертить контуры этого поворотного периода, рассмотреть его многообразные аспекты, интерпретировать его значение для того, чтобы на данной стадии хотя бы увидеть его в качестве все углубляющейся тайны» [Ясперс, 1994, с. 48]. Следует подчеркнуть, что и после «осевого времени» процессы политического, социального и культурного развития в Китае, Индии, на Ближнем Востоке и в Средиземноморье протекают удивительно синхронно: почти одновременно путем завоеваний из множества сравнительно небольших государств создаются большие могущественные империи, в Китае — империя Цинь Ши–Хуанди и затем империя Хань, в Индии — государство Маурьев, затем Кушанская империя и, наконец, государство Гупт, в Средиземноморье — эллинистические государства, а затем Римская держава. В II–V вв. уже новой эры все эти империи почти одновременно разрушаются (падение младшей династии Хань в Китае и образование государств Вэй, Шу и У в III в. н.э., ослабление и начало распада Кушанской империи в III в. н.э., падение Парфянской державы в III в. н.э., кризис Римской империи в III в. н.э. и падение Западной Римской империи в V в. н.э., распад государства Гупт в Индии в конце V в. н.э.). Этот период (III–VII вв. н.э.), период кризиса прежних культур, цивилизаций, империй и возникновения нового мирового порядка стал, подобно «осевому времени» VIII–III вв. до н.э., эпохой еще одного взлета в религии, философии и других областях человеческой культуры, охватившего Западную Европу, Ближний Восток, Китай и Индию. Правда, этот взлет не был столь мощным, как в период «осевого времени», но все же он дал миру целую плеяду христианских философов и теологов — великих деятелей христианской культуры, пророка Магомета, деятелей даосской культуры в Китае, основателя манихейства Мани, великих поэтов Индии и Китая. Все это также свидетельствует о том, что явления синхронизации в истории действительно имеют место, особенно в переломные эпохи социального развития.

Идея синхронизации самых различных процессов, протекающих в человеческой психике, в окружающем мире, в эволюции природы и общества, с разных сторон рассматривалась и такими крупными исследователями, работавшими в различных областях науки, как П. Тейяр де Шарден, К.Г. Юнг, С. Гроф. Так, анализ явления синхронности содержится в работе С. Грофа «Холотропное знание», в которой критикуется ограниченность господствующих до сих пор ньютоно–картезианских представлений о мире: «Ньютоно–картезианская наука описывает Вселенную как бесконечно сложную систему механических событий, которые являются строго детерминистскими, то есть управляемыми принципом причины и следствия. Каждый процесс в этом мире имеет свои особые причины и в свою очередь порождает причины для свершения других событий. Несмотря на неудобный парадокс — проблему определения изначальной причины из всех остальных причин, — это понимание реальности продолжает быть основным кредо традиционных ученых. Западная наука настолько преуспела в мышлении в терминах причинности, что стало трудно даже представить процессы, которые не подчинялись бы предписаниям причины и следствия, разумеется, за исключением начала самой Вселенной.

Из–за этого глубоко укоренившегося убеждения в причинности как в определенном законе природы Юнг много лет не решался опубликовать свои наблюдения событий, которые никоим образом не соответствовали этому штампу. Он откладывал издание своей работы на эту тему до тех пор, пока он сам и другие не собрали буквально сотни убедительных примеров синхронностей, дающих ему абсолютную уверенность в том, что описанные им наблюдения действительны. В знаменитой работе «Синхронность: непричинный связующий принцип» (5упспгоп1с11у: Ап Асазиа! Соппес1ш§ Рппс1р1е) Юнг выразил свою точку зрения, что причинность является, скорее, не абсолютным законом природы, а статистическим явлением. Более того, он подчеркнул, что существует множество примеров, где этот «закон» неприменим» [Гроф, 1996, с. 193].

Сам К.Г. Юнг, по–своему анализируя происхождение синхронизации (синхронистичности), пришел, в частности, к следующим выводам: «Я очень хорошо понимаю, что синхронистичность является чрезвычайно абстрактной и «непредставимой» величиной. Она наделяет движущееся тело определенным психоидным свойством, которое, как пространство, время и причинность, является критерием его поведения. Мы должны полностью отказаться от идеи, что психе каким–то образом связана с мозгом, и вместо этого вспомнить об «осмысленном» и «разумном» поведении низших организмов, у которых мозг отсутствует. Здесь мы оказываемся гораздо ближе к первичному фактору, который, как я уже говорил выше, не имеет ничего общего с деятельностью мозга… Не обязательно думать об изначально установленной гармонии Лейбница или о чем–то похожем, что должно было бы быть абсолютным и проявилось бы во вселенском соответствии и притяжении типа «смыслового совпадения» временных точек, находящихся на том же самом градусе широты (по Шопенгауэру). Принцип синхронистичности обладает свойствами, которые могут помочь разрешить проблему тело — душа. Прежде всего, этот принцип, на самом деле, является беспричинным порядком или, скорее, «смысловой упорядоченностью», которая может пролить свет на психофизический параллелизм. «Абсолютное знание», которое является характерной чертой синхронистического феномена, знание, которое нельзя обрести с помощью органов чувств, подтверждает правильность гипотезы о наличии самосуществующего смысла или даже выражает его существование. Такая форма существования может быть только трансцендентальной, поскольку, как показывает знание будущих или пространственно отдаленных событий, она находится в психически относительных пространстве и времени, то есть в непредставимом континууме пространство — время» [Юнг, 1997, с. 291–292]. Таким образом, согласно Юнгу, понятие синхронистичности требует пересмотра общей картины мира, включая взаимоотношения психического и физического, пространства и времени, причины и следствия.