Циркачка
Шрифт:
– Да, – печально вздохнул Влад, – не туда мы пошли учиться, мужики.
– Ну и поступал бы в балетную школу, – съязвил я.
– Или в цирковое училище, – поддержал он меня. – Кстати, о цирке. – И его черные глаза вновь загорелись нездоровым блеском. – Я тут познакомился с одной циркачкой. Первое, так сказать, интервью в моей жизни.
Я усмехнулся.
– Надеюсь, прошло удачно?
– Какая девочка? – мечтательно протянул Влад. – Пальчики оближите.
Гришка вообще не реагировал на наши реплики. И его круглые очки недовольно блестели, разглядывая крупные узоры на прямоугольном
– Хочешь, познакомлю? – не унимался Влад.
Я кивнул без особого энтузиазма.
А Гришка встрепенулся.
– С кем?! – испугался он. – Не надо меня ни с кем знакомить.
Мы расхохотались.
– В цирк хочешь бесплатно, а, Гриш?
– В цирк… Цирк – это замечательно. Там тоже есть высота…
Я промолчал. И впервые признался себе, что высоты не люблю. И, наверно, боюсь. Я люблю высокое, но не высоту.
А следующим же вечером Влад потащил нас в цирк.
Цирк! Цирк! Цирк! Вас приветствует самый лучший. Самый веселый! Самый забавный в мире! Цирк!
Клоуны, акробаты, жонглеры и фокусники. Море разноцветных гирлянд. Море разноцветного конфетти. Море разноцветных шаров. И мы с головой окунулись в это пестрое море. В эту фантастическую иллюзию. В этот насквозь лживый мир.
Влад чувствовал себя, как дома. Я всегда поражался его способности мгновенно находить общий язык со всеми. Он важно здоровался с артистами за руку. И обменивался краткими, чересчур вежливыми репликами, подчеркивающими его профессионализм.
Перед нами тогда была распахнута вся жизнь. И тогда мы были уверены на все сто, а может и больше. Что вся жизнь вскоре будет лежать у наших ног. Влад с его греческим профилем и голливудской улыбкой. Так удивительно похожий на Маяковского. Так легко покоряющий словесными экспромтами. Гришка, милый толстый очкарик. Сочиняющий самые невероятные проекты головокружительной высоты. Я, легко касающийся длинными тонкими пальцами божественных клавиш. Которые по моей воле рождали мою музыку.
Вся жизнь была распахнута перед нами. И мы были уверены. Что она будет у наших ног, и только спустя многие годы. Уже собираясь воскресными вечерами в маленьком ресторанчике. Мы подолгу смотрели друг другу в глаза. И молча задавали один и тот же вопрос. Ну почему наша жизнь так и не удалась? И почему мы оказались у нее в ногах… Но это потом… Это гораздо позже…
А тогда мы еле поспевали за Владом. И пялились на иллюзорный цирковой мир. А Влад весело размахивал руками. И подпрыгивал на ходу.
– Я сделаю гениальный репортаж! – взахлеб убеждал он. – Об одной маленькой циркачке. Ее совсем не видно в мире. Она легко теряется в нем. Настолько она мала. Но когда она выбегает на арену. Когда легко и свободно взлетает под купол цирка. Весь мир блекнет, тускнеет. По сравнению с ней. И уже никого не видно в мире.
Кроме нее.
– Уже не влюблен ли ты, мой друг? – я внимательно посмотрел на разрумянившегося Влада. Но он не расслышал меня. Или просто не захотел отвечать.
Мы заняли свои места. И я с недоверием ждал появления этой чудо-циркачки. Я был уверен, что ничего чудесного не увижу. Что это очередное увлечение моего чересчур влюбчивого товарища.
– Сейчас ее выход, – зашептал он.
И
В чем я сразу же убедился – она была, действительное слишком мала. И совсем незаметна. Бестелесна, что ли. И мне показалось, я могу протянуть руку. И она легко запрыгнет на мою ладонь. Приподнимется на цыпочки.
А я, совершенно не чувствуя тяжести, смогу пронести ее через весь цирк, весь город, весь земной шар. Она, казалось, совсем потерялась на этой огромной нелепо разукрашенной арене. И только серебряный купальник вызывающе светился в темноте.
– Ее, действительно, не видно, – шепнул я.
И она взметнулась вверх. И я даже не успел заметить, как это произошло. Словно она взмахнула крыльями. И очутилась уже там, на головокружительной высоте. Которую я не любил. И, если честно, боялся. А она бесстрашно летала и кувыркалась там. Резко опускалась вниз и тут же взмывала под купол. И мне на миг показалось, насколько мы все малы перед нею, бессильны и неуверенны…
– Интересно, а в постели она вытворяет такое же? – Влад облизал свои пересохшие губы.
Как ни странно, но меня этот вопрос тоже заинтересовал. И я потянулся через Грешку к Владу. И так же возбужденно зашептал:
– Бьюсь об заклад, что в постели она способна на столько же, на сколько и мраморная статуя. Слишком много энергии отдает на арене.
Влад упрямо покачал головой. И протянул руку.
– Спорим?
– Гришка, ты подключаешься? – спросил я своего толстого друга.
Он отчаянно замахал руками. И его очки от возмущения сползли на кончик носа.
Мы расхохотались. И Влад хитро подмигнул мне. И довольно потер руки в предвкушении разрешения спора.
– Не волнуйся, старик, я тебе все честно доложу.
И его уверенный тон почему-то привел меня в бешенство. Но я, сдерживая себя, протянул руку. И Гришка разбил наши ладони, пропромямлив:
– Вообще-то, это как-то… Ну, в общем, ну не хорошо…
– За тобой, Паганини, бутылка шампанского, – заключил Влад.
А я поймал себя на мысли, что этим спором мне в первую очередь захотелось почему-то унизить эту маленькую циркачку. Наверно, потому, что сегодня своим бесстрашием она сегодня унизила меня.
Сразу же после представления мы уже топтались у выхода. Она заметила нас и долго бесцеремонно оглядывала каждого с ног до головы. Словно выбирала товар. А я с удовольствием отметил про себя, что она совсем некрасива. И издалека выглядит гораздо привлекательней. Лохматые рыжие волосы. И на носу – куча веснушек. И зубы ее не были пухлыми и алыми. И профиль не отличался античным совершенством. И щеки не горели румянцем. И глаза – совсем невыразительные и совсем не большие. И их цвет… Их цвет был какой-то странный. Я впервые столкнулся с таким цветом глаз. Настолько светло-коричневый, ну прямо до желтизны. Цвет янтарных камешков, которые я когда-то в детстве так любил собирать у моря. Я поразился, как мог Влад обратить на нее внимание. Влад – красавец и эстет по натуре. Любитель грудастых и длинноногих девиц с совершенными формами.