Цитадель песков
Шрифт:
Но Нуакшот оставалась невозмутимой.
— Выслушай меня, Афолле.— Голос повелительницы призрачной цитадели звучал твердо.— Ты поймешь, что эликсир не содержит в себе никакого бессмертия. Ты постигнешь также тайну Аудагосте… тайну смерти своего брата… и мою тайну — тоже.
Она хлопнула в ладоши, и неожиданно весь зал оказался усыпан белыми и розовыми розами. Аромат влажных свежих лепестков наполнил воздух.
— Как хорошо! — Соня с наслаждением потянулась. Она начинала понимать, что к чему. Никакой роковой тайны в Аудагосте они, похоже, не найдут — так
Однако Афолле так не считал. Он не спускал с лица незнакомки напряженного, требовательного взгляда.
– — Что ж…— проговорила та, небрежно вертя в пальцах красную розу.— Начну. Мое имя — Нуакшот. Я — Рисующая Смерть. Вот как это случилось…
* * *
В тот день, когда в крепость Аудагосте вошел усталый караван, маленькая девочка по имени Нуакшот играла со своими братьями возле фонтана. Изможденные люди, покрытые пылью, со спутанными волосами и бородами, с потускневшими глазами, такие испуганные, словно они бежали из ада и дьяволы гнались за ними по пятам, приблизились к фонтану и начали жадно пить воду.
Дети стояли в стороне и наблюдали за ними, не скрывая любопытства. Нуакшот спросила одного из братьев:
— Кто они?
Но никто не мог ответить на этот вопрос.
Один старик, выглядевший менее испуганным, чем остальные, но более усталым, сел на краю фонтана и жестом подозвал к себе маленькую Нуакшот. Та приблизилась, отважно и доверчиво.
— Как тебя зовут, дитя? — спросил старик негромко, приятным глуховатым голосом.
— Нуакшот, господин,— ответила девочка.
— Кто твой отец? — снова спросил старик.
Девочка промолчала. Хоть и была она мала, но знала уже, что отцом ее был вовсе не муж ее матери. Если бы она родилась мальчиком, ее отдали бы в отцовский род — кто знает, возможно, из нее вырос бы воин в свите владыки Аудагосте или придворный мудрец, звездочет, врач, стихоплет. Но Нуакшот родилась девочкой, и это определило ее судьбу. Отец отказался от нее. Она осталась с матерью. Когда-нибудь она вырастет, станет обычной женщиной, получит мужа — воина или торговца, родит ему сыновей…
Все это Нуакшот знала не хуже любого, из своих братьев, однако не считала нужным говорить об этом с чужим стариком, пришедшим неизвестно откуда.
Но старик не спускал с нее ясных, странно светлых глаз. Наконец Нуакшот ответила:
— Мой отец — не муж моей матери.
— Тебя зачал владыка Аудагосте? — снова заговорил странный старик.
Нуакшот подумала немного над его словами и наконец спросила:
— Что такое «зачал», господин?
Откинув голову назад, старик от души расхохотался.
— Ты совсем невинное дитя! Но я чувствую в тебе кровь проклятого рода… Слушай меня, девочка. Сейчас ты мало что поймешь. Просто запоминай. Когда-нибудь… Когда-нибудь настанет время — и каждое мое слово отчетливо зазвучит в твоей памяти. И тогда — кто знает? — это спасет твою жизнь.
Твой отец — владыка Аудагосте. Люди этого рода высокомерны, чванливы, горды, они слишком высоко заносятся в своих мечтах и притязаниях. Сейчас, когда высшие силы
Аудагосте погибнет прежде, чем ты успеешь вырасти и стать женщиной. Я вижу гибель цитадели так же отчетливо, как воду этого благословенного фонтана.
Погибнут и люди. Но ты, Нуакшот,— ты можешь остаться в живых. Странное благословение на тебе… некий свет… его я тоже вижу так же ясно, словно внутри тебя кто-то зажег лампу.
С этими словами старик достал из рукава небольшой сосуд, синий, запечатанный печатью. Нуакшот с интересом рассматривала странный кувшин, оплетенный золотыми нитями.
— Что там, внутри, господин? — не выдержала она.— Злой дух, заточенный туда магией?
Старик снова рассмеялся. Девочка совершенно перестала бояться его. Ей казалось, что онй знакомы много-много лет.
— Нет, дитя мое. Никакого злого духа там нет. Там — эликсир Жизни и Смерти. Страшный дар. Но и прекрасный дар. Ты, благословенная в проклятом роду,— ты достойна получить его.
— Что я должна делать? О, дайте, дайте мне этот кувшин! — взмолилась девочка. Ей безумно захотелось владеть этим красивым сосудом. Она уже предвкушала, как поставит его в нишу среди других сосудов, украшающих дом ее матери.— Пожалуйста, господин! Я сделаю все, что вы велите! Только подарите мне этот красивый кувшин! Он будет частью моего приданого! Ведь когда-нибудь я вырасту и выйду замуж.
Последнюю фразу она произнесла, гордо подбоченясь.
Старик откровенно любовался ею.
— Ах ты, моя маленькая хитрая стрекозка! Ты — само очарование… Жаль обрекать тебя на такую ужасную судьбу… Но выхода нет. Либо смерть в возрасте пяти лет, вместе с проклятой цитаделью и ее жителями, либо… бессмертие. Быть может, ты сумеешь сберечь его.
С этими словами старик сломал печать, закрывавшую горло кувшина.
Нуакшот вытянула шею, пытаясь разглядеть содержимое сосуда. Старик встряхнул кувшин. Там что-то булькнуло.
— Это нужно выпить,— строго обратился он к Нуакшот. Теперь светлые глаза незнакомца смотрели на девочку сурово и холодно. Словно и не возникало между ними той теплоты и дружеской улыбки, что была всего лишь минуту назад.
Глубоко вздохнув, Нуакшот поднесла сосуд к губам…
Жидкость оказалась густой и терпкой, но довольно приятной на вкус. Ее было совсем немного. Нуакшот проглотила эликсир несколькими глотками.
И ничего не почувствовала. Никаких изменений.
А старик уже был далеко. Он шагал по дороге к дворцу владыки Аудагосте и не оборачивался на маленькую девочку, зачарованно глядевшую ему вслед.
* * *
А потом пришел смерч. Всесокрушающий смерч из пустыни, из Диких Песков. День превратился в ночь, воздух — в землю. Ветром разметало могучие стены крепости, а песком засыпало то, что еще оставалось от некогда роскошной цитадели.
Когда Нуакшот выбралась из-под песка, она поняла, что в живых осталась одна. Остальные либо покинули это место, либо погибли под развалинами.