Цитадель
Шрифт:
«А-а! Неужели они полузмеи?! Вводят в транс и выведывают тайны!» - озарила ее догадка.
– Долон! – она осторожно похлопала ладонью по мужской спине. – А мы куда?
– Ф-ф горот-т, – эхо разнесло зловещее шипение.
– З-зачем? – заикаясь продолжала вызнавать Тома. – И п-почему закоулками?
Он молчал.
Что в город звучало обнадеживающе, но непонятно. Тамара продолжала нервничать.
– М-можно, пойду сама. Животу больно, – жалобно попросила она, не надеясь на чудо. Однако Ло тотчас
– Ещ-щё б-хольно?
Рука с живота плавно соскользнула на поясницу и стала подниматься вверх, жадно оглаживая изгибы женского тела. С жаром дыша в ухо, прижал Тамаа к себе и начал тереться пахом о бедро, но неожиданное домогательство прекратилось так же, как и началось.
– Над-до с-спеш-ши-ить, – напомнил он и ускорил шаг.
Томка ничего не понимала.
– Почему ты так говоришь? – вкрадчиво полюбопытствовала она, дрожа в ожидании ответа.
– Люплю-ю ш-шутки, – прошипел он недовольно.
– Мне лучше молчать?
– Гховор-ри.
– Расскажи сам, что считаешь нужным.
– На С-совете Бокас-са с-станет глаф-фой. А пос-сле тф-фоей с-случ-айной ш-шалос-сти с-со с-смес-сью, ее лис-со оп-пух-хло. Укхадай, ш-што п-первым т-телом она с-сделает-т?
– Ой.
– Я ш-ше гоф-форю – ш-шалун-ньня! – он тихо рассмеялся гадким, пугающим смехом.
Тамаре казалось, что это не Долон, а кто-то другой. Голос был не его, смех.
– Думаешь, она не найдет?
– Я не п-пряч-чу теп-пя, а от-таляю. Ш-топ-пы неп-поват-тно п-пыло. Т-ты не с-сотф-форила нич-чего х-худоф-во.
– Мне все равно страшно. Особенно за тебя. И за себя.
– Пок-ха в-видес-са не б-будем.
– Долго? – огорошенная неприятной новостью Тома остановилась.
Он развернулся, и Тамара в подвальных сумерках, где с трудом можно было разобрать лишь очертания, ощутила давящий тяжелый, желчный, плутоватый взгляд.
– С-сколько надо. Пок-ха ф-сё не с-сак-хонч-четс-ся, – Ло шептал над ухом, обдавая горячим дыханием щеку. От вкрадчивого, ласкающего шипения пробирали мурашки, а когда он провел языком по шее, Томка задрожала, ожидая продолжения.
Ло рассмеялся.
– Я буду тосковать по тебе.
Смех стал громче и довольнее. Злые глазища радовались.
– Ты сейчас не такой…
Широкая улыбка озарила мужское лицо.
– Боиш-шс-ся? – гримаса стала отвратительно-пугающей.
– Непривычно. Это из-за тех колец?
– Нет. Я с-сам т-хакой, – Ло навис над ней.
Тамара, стараясь унять в ногах дрожь, подняла его руку и потерлась о нее щекой.
– Хотел напугать?
– Нет-т. Но уд-далос-сь.
– Глупый. Я старухи боюсь. И за тебя волнуюсь, – она посмотрела в его прищуренные глаза исподлобья и улыбнулась краями губ.
«Меня на слабо не возьмешь!» - читалось в ее усмешке.
–
– Всего-то? Я надеялась на большее.
– Д-дерс-зиш-шь?
– Задираю. Будешь скучать по мне?
– Глупхый вопрос-с, – он склонился ближе. – Поспхешим, – довольно хмыкнув, отстранился и потянул за собой.
– Теперь так и будешь разговаривать?
– Нет-т. Нат-тяни капхюшон! – приказал он, увлекая дальше, вглубь темноты.
– Я вещи не взяла. Как же я буду в городе?
– Пхозабочус-сь. Принес-су. Но с-содерш-шимым бханок не пхользуйс-ся. Опхас-сно.
До Томы стала доходить грозившая опасность. Романтикой совсем не пахло, только огромными неприятностями. Она тяжело вздохнула и почувствовала, как Ло крепче сжал руку, почти до боли.
Перед тем как выйти из темноты, снова натянул Томе на глаза капюшон, желая скрыть дорогу. Свернув еще несколько раз, вышли в узкий, совершенно неприметный тупик, один в один похожий на множество других, разбросанных по крепости. И лишь спускаясь по ступеням крутой винтовой лестницы, когда отпала необходимость таить дорогу, забрал плащ и накинул на себя.
Миновав несколько дверей, вышли в знакомый небольшой дворик и широким воротами, за которыми находился лифт.
Встав на лебедку, Ло показал привратнику висевший на шее блестящий медальон и быстро спрятал.
Заскрежетали цепи, началось движение вниз.
– Тебя за это заточат?
– с тревогой спросила Томка.
– Они с-снают. Дхумай о сепе.
– Это надолго?
– Не спрашифай. Черес дфе сетьмицы я приду, – на свежем воздухе он стал говорить лучше. Постепенно шипение исчезало, и голос становился обычным, однако Ло старался не поворачиваться к ней лицом.
– Покажись.
– Ис-спугаеш-шься.
– Ага, спрыгну, – съязвила Тамара. – Показывайся.
Когда повернулся, злость и хитрость исчезли с его лица, но странная зелено-оранжевая радужка глаз еще осталась.
– Так ты еще и зеленоглазый? – улыбнулась она.
– Рат-т, что тебе нравитцса.
– А хвост у тебя не вырос, случаем?
Он покосился на нее.
– Если только ф размере, но не хвос-ст, – оценив ее заинтересованный взгляд, пробурчал: - Нет, не покашу. Не время, и не место.
– Знаю. Но лучше шутить, чем лить слезы.
Грустная Тома с тоской взирала вдаль. Долон же смотрел в другую сторону.
Он не спешил утешать, потому на второй лебедке она стояла совсем понурая и с каждой минутой раскисала все больше.
На третьей уже, не таясь, стала шмыгать носом. Богатая фантазия рисовала печальную картину: ожидание, затянувшееся на года. И вообще, себя было жалко. В мышином платье, с руками, перепачканными засохшим тестом… Оглядывая ладони, она громко всхлипнула. Сработало!