Цитадель

Ганова Алиса

Продолжать подслушивать Томка не стала: было некогда. Пусть говорят, чего хотят, а ей пора воду сливать. Поставив худую кастрюлю в другую, приступила к вылову вареников и очень удивилась, обнаружив, что они не переварились. Добавив масла, накрыла крышкой и принялась за блины.

Молитва повторилась:

– О, Боже, помоги дуре спесивой… - жарить молча было невозможно: неимоверная духота, ноющие ноги, а ведь еще половины не сделала.

«Каша, в следующий раз только каша! И побольше, чтобы сразу на два

дня хватило!» - обещала сама себе Тамара, горько сожалея о самонадеянности и дурости.

Дожарив, плюхнулась на стул и принялась сворачивать блины. Вроде бы хорошо справилась, и даже красные вареники, пропитавшиеся соком, получились съедобными, но жаждала душа еще подвигов. Оглядевшись по сторонам, заметила шкафчик с мелкими склянками. Порывшись, выяснила, что это местные специи, среди которых нашла сушеные травы, мелкие ягоды и цветы. И в голове созрел план…

– Пусть думают, что хотят. Из двора, так из двора! Выпендриваться, так по полной!

Постучав пальцами по столу и окинув фронт работ, Томка бросилась творить красоту, исходя из того, что дети, они и в Африке (империи Благоденствия) дети.

***

– Не знаю, что хуже: отказываться от еды, перемешанной грязной ложкой, или давиться квакушами?

– Ты не довольна моими кваками?
– Палаис остановился и пристально посмотрел на Халлу.

– Вкусно, но они же квакуши! – смущенно заметила девочка, опустив глаза. Ее курносый нос и щеки, покрытые веснушками, покрылись румянцем.

– Зато мои кваки лучше, чем их месиво.

– Но есть-то хочется. И ели же, пока не узнали про ложки и все остальное?

– А кто предложил тренироваться на них, а? – серые глаза Палаиса с презрением смотрели на брата Халлы, высокого худого мальчишку, похожего на сестру.

– Кто ж знал? Да и не много узнали! Если бы ты не залез на кухню, жили бы как раньше.

– Я, к слову, сидеть до сих пор не могу!

– Ну, перестарались.

– Перестарались вы, а виноват я? – не унимался знаток кухни.

– Это ты начал кричать, что они готовят из несвежих запасов! Раньше ели и ничего, а теперь?

– Это потому что ты лучше ничего не ел.

– Не ел, хоть сейчас поем! Это ты все привередничаешь!

– А я не виноват, что они кухарят из старых, не свежих припасов!

– Тебе бы поумничать! Не все же при дворе живут.

– Я не жил, а трудился, спины не разгибая, ночами напролет! Помогал родителям и хорошо помогал! Вот твой па занимается обувью, ты бы одел обувку, что причиняет боль?

– Нет. Можно стопы испортить.

– Угу. А я хочу, чтобы они готовили разумно, на совесть. Если пропало, путь выбросят или собакам скормят, но зачем старым куском портить все кушанье?

– Да хорошо они готовят!

– Это потому, что ты не понимаешь, что они делают. А я вижу!

– Научил бы их!

– Слушать

не хотят, считают, что не дорос указывать тем, кто в крепости готовит. Куда уж всем до них? – скорчил высокомерное лицо высокий тощий мальчишка.
– А у меня в семье поколениями чудеса творят!

– Да куда уж нам до вас, семейной династии личного кухаря императора! – передразнил Вастис, маленький, темненький, жилистый и бойкий на язык.

– Зато ты готов есть протухшее, подгнившее и перетушенное. Хрю-хрю.

– Выскочка!

– Замолчите уже! Мы пришли!
– прикрикнул Хелл.

– Но я не могу больше грызть печеную кислятину и квак. Не лезут! – чуть не плача жаловалась Халла.
– Может, сегодня съедим?

– Посмотрим.

Отроки притихли и расселись за длинным столом.

– И где еда? Не успела? – Палаис разочарованно поджал тонкие губы. – Не успела подать, уже разочарование.

– Зазнайка! Тебя испугалась! Ей рассказали про твои выходки.

– Будет лентяйничать, еще не так испугается!

– Опять? И так на боку сидишь!

– И пусть!

– Умолкните! Идет!

– А чего это на ней балахон такой странный? – спросила Халла, разглядывая приближавшуюся к столу, уставленному мисками, уставшую Тамару, наспех перетянувшую платье лентами.

– У нее спроси!

– А вот и спрошу!

***

Томка чувствовала, как её прожигают семнадцать пар глаз, не говоря уже об остальных в трапезной, и совсем смутилась. На нее смотрели кто с затаенной надеждой, отчаянием, кто с высокомерием, недоверием - полная гамма противоречивых чувств.

– Ну, что, готовы к опасному испытанию? – спросила, окинув почти каждого внимательным взглядом. От неуверенности и испуга потряхивало, но она изо всех сил старалась скрыть смятение.

– Неужели все столь плохо?

– Первая булочка не поднимается! – перефразировала Тома пословицу про блин комом.

– Смотря, какая булка, какая печь, и какие руки ее туда ставят! – огрызнулся Палаис.

– Не знаю, я не училась на стряпуху, но старалась.

– Ладно, подавай. Мы рассудим, – услышала снисходительное разрешение.

– Ой-ой-ой! – передразнила Томка мальчишку. – Это ты тот одаренный стряпух, стряпок или как там верно?

– Кухарь, – невозмутимо ответил наглец.

– Не зазнавайся! Понятно, что мои умения твоим не ровня, но, если пожелаешь помочь, я не против.

После ее слов воцарилась безмолвие.

– Да неужели?! – глаза у мальчишки округлились и заблестели. Тома могла поклясться, что уловила в них радость предвкушения.

– Ну, да. Главное время подобрать, чтобы другим не мешать. Я пока одна месила, катала, чуть сознание не потеряла! А про ягоды флои вообще молчу! Ненавижу теперь этот цвет!

– Снова взвар ягодный? – спросили дети.