Цитадель

Ганова Алиса

Томка поджала губы.

Глава 3

В светлой комнате, освещенной лучами заходящего солнца, за круглым столом собрались седые старики. По очереди бросая пожелтевшие игральные кости, каждый приметливо следил за соседями, чтобы те не жульничали. Приглушенный стук разбавлял неторопливые сплетни и жалобы на старческие недуги.

За двадцать с лишним сезонов, что они с Айемом вместе, Кинпаса уже давно смирилась с почти ежедневными

визитами пожилых братьев и с удовольствием обходила каждого, доливая вина или отвара.

Иногда гости спорили до хрипоты по мелочам, если нет, то все внимание уделяли игре или ей. С присущим женщинам терпением, она выслушивала нытье, подколы и поучения, и молчала, потому что любила слушать их брюзжание по делу и без оного. Нравы гостей были иногда невыносимы, но кто без недостатков?

Ей нравилось смотреть, как главные судьи империи с удовольствием, как малые дети, пытаются обдурить друг друга и сделать каверзу. За все время удавалось подобное лишь несколько раз, и тем сильнее было ликование победившего шельмеца, который со счастливым самодовольным видом приосанивался и свысока оглядывал других. В последний раз Клахем до того возгордился, что ноющая поясница при ликующем скачке хрустнула, и в комнату его пришлось переносить Долону.

– Не устаю поражаться: уж бороды поседели, а совсем как отроки! – улыбаясь, вздохнула Кинпаса, заметив, как почтенных лет Клахем косится на Айема, который безразлично взирал в открытое настежь окно и неспешно, как бы невзначай, подталкивал пальцем красную фигурку ближе к краю разлинованной доски.

– Зато душой и разумом молоды… - отозвался Клахем.

– Угу, помню, как повис вниз головой на перекладине, а дотянуться и слезть не смог. Хорошо пришла вовремя, иначе бы так и болтался.

– Отчего послушников не кликнул? – поднял голову удивленный Саназ.

– А они смотрели со стороны и поражались его силе и гибкости, вот он и терпел, – ехидно, но по-доброму подколола она.

– Зато теперь у послушников есть лишний стимул упражняться в силе и беге, – парировал Клахем.

– А у тебя повод быть скромнее.

Они смерили друг друга упрямыми взглядами.

– Никогда не думал, что доживу до подобного одряхления… - неожиданно признался он - самый старший из всех собравшихся.
– Кожа изборождена глубокими морщинами, тонкая и сухая, а на лысине остался белый пух, как у цыпленка. Все болит и ноет. М-да, - вздохнул Клахем и провел рукой по блестящей макушке.

– Да будет вам жаловаться, – улыбнулась Кинпаса, заботливо подливая ему напиток.

– Как не жаловаться? Хожу со стоном, кряхчу, на недуги жалуюсь, и некому посочувствовать, – затянул он шутливое нытье.

– Все мы рано или поздно увядаем. И останется лишь брюзжать, на большее сил не хватает, – нахмурился Айем.

– Про всех не надо говорить! – возмутился Саназ, маложавый, полный сил и энергии

мужчина, у которого в шевелюре еще встречались не тронутые сединой волосы. Их было мало, но он радовался и им.

– Будь я моложе оборотов на двадцать, уж точно не жаловался бы, а в девяносто семь только и остается радоваться, что утром глаза открыл и до конца коридора сам добрел.

– Раскудахтались, как старые голосистые капы. Что торгаши в таверне, что Братья, убеленные сединами, все об одном. Похвалиться да значимость набить, чтобы другие от зависти покой потеряли, – укорила гостей женщина. Она и сама была уже не молодой, но все же моложе собравшихся за столом.

Мужчины приглушенно рассмеялись.

– А где Кинтал пропадает?

– Молод он еще с нами рассиживаться.

– Да все там же. Ищут.

– И как?

– То-то и странно, что никак, – Клахем многозначительно посмотрел на других.
– Ускользают. Кто надоумил?

– Думаешь на худшее? Ты всегда был мнительным.

– Неся величайшую ношу, глупо оступиться из-за попавшего в сандаль неприметного камушка. Приходится быть таким.

– Однако нашей Матери и в подметки не годишься. Подозрительность из нее так и брызжет. Не подходи близко, того и гляди, заляпает, – усмехнулся Айем, поглаживая седой ус.

– Пусть Бокаса по мышам подозрениями изводится, а мы как-нибудь без нее обойдемся.

– Хорошие мыши были, как ни странно. С нетерпением ожидаю пауков. Их-то из чего сотворит, ума не приложу?

– Понравились? – с долей ревности полюбопытствовала Кинпаса.

– Поначалу хотел ее взашей выгнать и Ло уши надрать, по старой памяти, чтобы не умничал, но оказалось не плохо.

– Попробуй-ка мальчишке чего подрать, если догонишь или сможешь застать врасплох! – поддел Саназ друга.

– Темная на него нашлась словно из ниоткуда, но так не бывает. Беспокоит меня это, – произнес задумчиво Клахем, и примерявшись, бросил кости.
– Быстро, как отрок наивный попался. Покровительствовать решил, глупый мальчишка!

– Ничего удивительного. Женщины испокон веков занимаются этим, - спокойно заметил Айем.

– Это чем же? – возмутилась Кинсапа, уперев черные руки в пышные бока.

– Сбиванием мужчин со светлого пути… - пояснил увлеченный игрой муж, не глядя на нее.

– Да вас и толкать не надо, сами свернете!

– Если только сопровождая вас до дома вашей Праматери, изошедшей из темноты… - парировал муж.

– Нет, а со мной ты куда зашел?! – Кинсапа вскочила со стула. – Еще скажи, я тебя насильно тянула!

На ее недовольство Айем не поддался и продолжал, не мигая, следить за игрой. Разгневанная женщина выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Мужчины даже не шелохнулись, продолжая по очереди бросать кости и двигать фигурки.

– Завтра Праматерь вернет ее обратно.