Цивилизации

Фернандес-Арместо Фелипе

Но почему другие травянистые степи не сыграли подобной роли? Почему контакты через американскую прерию или пампасы имели до XIX века такие слабые результаты? И почему взаимообогащение цивилизаций на разных концах Евразии не повторилось в африканском Сахеле? В Америке развитие затормозили два неблагоприятных обстоятельства: позднее начало и расположение прерий в направлении север-юг, что означало необходимость при установлении контактов между цивилизациями пересекать климатические барьеры.

Как мы увидим (см. ниже, с. 188–190), подобные контакты время от времени устанавливались, но в очень скромном масштабе и с неясными последствиями. В Африке мы видели, что политическая история Сахеля не благоприятствовала к распространению культур на далекие расстояния: рост любой империи наталкивался на препятствия — на юге это было государство Борну, на севере — кочевники пустыни; не нашлось народа, который сыграл бы объединяющую роль монголов в Евразии или сиу на Великих американских равнинах. Как ни парадоксально, но для создания долговременных империй африканская саванна чересчур богата по сравнению со степью или прериями: здесь возникали региональные культуры, которые довольствовались ограниченным местным окружением. Государства

с имперскими амбициями расширялись здесь вдоль торговых маршрутов, ориентированных с севера на юг и нацеленных на соединение края пустыни с краем тропического леса. Расширение с востока на запад в Сахеле оказалось относительно невыгодным. Тем не менее, хотя он никогда не был эффективным средством связи между цивилизациями, этот район дал еще более впечатляющие результаты, породив самобытные цивилизации, более значительные по обычным меркам цивилизованной жизни, чем в любом другом сопоставимом окружении [335] .

335

Needham, op. cit., vol. iv, parts I (Cambridge, 1962), pp. 330–332 and III (Cambridge, 1971), pp. 651–656; v, part VII (Cambridge, 1986), pp. 568–700; W. H. McNeill, The Pursuit of Power: Technology, Armed Force, and Society Since AD 1000 (Chicago, 1982), pp. 24–62.

Часть третья

ПОД ДОЖДЕМ

Цивилизации тропических низин и постледниковых лесов

Птицы строят гнезда — но я не строю;

Я, евнух времени, лишь стою напряженно,

И ничто не может разбудить меня.

О Ты, Бог Жизни, пошли дождь моим корням!

Джерард Мэнли Хопкинс. Поистине справедлив Ты, Господи

…Когда, например, в деревне около Дерпта (современный Тарту) испытывали необходимость в дожде, обычно трое мужчин взбирались на высокие ели в священной роще. Один из них в подражание грому бил молотком по котелку или небольшому бочонку; второй в подражание молнии высекал искры из горящих головней, а третий — его называли «вызыватель дождя» — разбрызгивал во все стороны воду из сосуда с помощью связки веток. Чтобы положить конец засухе и вызвать дождь, девушки и женщины из селения Плоска приходили ночью нагими к околице и лили там воду на землю. На большом острове к западу от Новой Гвинеи — его название Гальмагера, или Гилоло, — шаман вызывает дождь, разбрызгивая воду по земле веткой, сорванной с определенного вида дерева. В Сераме достаточно посвятить кору дерева определенного вида духу и бросить ее в воду…

Дж. Фрейзер. Золотая ветвь [336]

336

J. Frazer, The Golden Bough (vol. i (1935), p. 248).

Почему я больше не в наших лесах,

Вдали от этих смертельных берегов?

Это вы, жестокие, вы и ваши законы,

Это вы, кого следует называть дикарями.

Гурон: комедия [337]

5. Дикие леса

Постледниковые леса и леса умеренного пояса

Случаи обезлесивания. — Американский Юг. — Североамериканские леса умеренного пояса. — Европа

Сейчас только углубление в земле и покрытые землей камни подвала остались от жилища, и земляника, ежевика, малина, лещина и сумах растут здесь на солнечном газоне; сосна или искривленный дуб стоят на месте очага, а там, где когда-то был камень порога, растет душистая черная береза. Иногда можно увидеть яму от источника; когда-то из него струилась вода, но теперь здесь сухо и все поросло травой; или вода ушла в глубину и будет открыта заново когда-нибудь в будущем; сейчас она под плоским камнем, покрывшимся почвой, когда ушли последние люди.

Торо. Уолдо, или Жизнь в лесу [338]

337

Le Huron: comedie (1768) (Sc. XIII).

338

Thoreau, Walden or Life in the Woods (Boston, 1906, pp. 289–290).

Кто знает, придут ли сюда когда-нибудь в поисках выгоды или занятия люди вырубить лес, но кто бы они ни были, какому бы закону ни подчинялись, я назову их варварами. «Я запрещаю вам делать это… Это лес королей, епископов, принцев, крестьян… он не принадлежит ни вам, ни мне. Он принадлежит только Богу».

Стефан Жеромский. Puszca Lodlowa [339]

Слезы деревьев: человек учится уничтожать леса

339

Stefan Zeromski, Pruszca Jodlowa (1926), отрывок в S. Schama, Landscape and Memory (p. 66).

Запасшись письменным разрешением архиепископа Лионского, Роббер де Моле и его товарищи вернулись в 1098 году в монастырь, чтобы набрать достаточно людей для осуществления нового монашеского предприятия. К ним присоединился 21 доброволец, и они углубились в дикую местность, известную как Сито и расположенную в епископстве Шало, куда редко заходили люди и где жили только животные, потому что вся местность была покрыта густыми лесами и колючим кустарником. Когда божьи люди пришли сюда и поняли, что чем менее привлекательна эта земля для мирян, тем больше она подходит им, они, срубив лес и расчистив кустарник, принялись строить монастырь [340] .

340

P. Matarasso, ed., The Cistercian World: Monastic Writing of the Twelfth Century (London, 1993), pp. 5–6.

Это

было настоящее колонизаторское предприятие на неисследованном фронтире. Это также было чем-то вроде реконкисты — возвращение богу земли язычников. В лесу жили демоны, феи, эльфы, древесные духи и «зеленые человечки» — в лесу или в деревьях с изменчивой внешностью. Здесь с дубов и сосен спрыгивали гиганты, полные злых намерений; деревья могли ходить на корнях, они следили за вами невидимыми глазами и способны были сцапать своими ветвями. Лес был полон неизгнанного зла; в нем жили существа первобытного мира, они скрывались в тенях и перебегали между корнями и ветвями рощ, которые многие поколения считали священными. Чарльз Кингсли точно описал восприятие лесов Центральной Европы сознанием тех, кто в Средние века жил к западу от них:

Земля ночи и чудес… полная лосей и быков, медведей и волков, рысей и росомах, а может, и чудовищ пострашней… ибо здесь царило варварство, отвратительней самой из отвратительных черт цивилизации… люди-деревья, люди, принимающие облик зверей, великаны, чудовища, оборотни, здесь таились браконьеры, воры и преступники, многие из которых жестокие маньяки; обнаженные, жили они в ямах и пещерах и не знали иного закона, кроме своей злобы и похоти; они ели человеческую плоть; и горе женщине, ребенку или невооруженному мужчине, который попадет в их безжалостные когти [341] .

341

Charles Kingsley, The Roman and the Teuton (London, 1891), pp. 226–227.

Лес проникнут языческой чувственностью. Даже поляны укутаны тенью, в которой таятся воспоминания о нимфах и сатирах. На толстом слое листвы под ногами сохранились отпечатки их тел и следы. Почва леса, пропитанная смолистым запахом сосны, помнит их непристойные обряды. В такой среде пуританину типа Мильтона очень легко представить себе колдунов и чудовищ, «поклоняющихся Гекате». В языческих рощах росли священные деревья, которые христианские святители срубали на церкви или кресты. Свидетели утверждают, что святой Мартин встал на то место, куда должно было упасть срубленное священное дерево: он отразил его крестным знамением. Святой Бонифаций привлек множество последователей хладнокровием, с которым предназначил священный дуб Гисмар для строительства часовни. Карл Великий придал войне с саксами священный характер, вырубив в 772 году рощу Ирминсул — рощу «мирового дерева» [342] . Эфиопский монах XII–XIII веков святой Такла Хейманьот уничтожал «дьявольские леса» (см. ниже, с. 377). Другой эфиопский святой, король Йемрехана Крестос, заслужил в XII веке упрек Сатаны, когда начал рубить леса на строительство зданий:

342

R. Fletcher, The Barbarian Conversion (New York, 1998), pp. 45, 206,213.

Почему ты заставляешь меня покидать мои скалы, где я жил, когда так много людей поклонялись мне и были моей радостью?.. И тогда Йемрехана срубил все деревья и кусты и сжег их огнем [343] .

Самый распространенный символ христианства представляет собой срубленное или выкорчеванное дерево, со срезанными ветвями и с прибитым к нему человеком.

Светским спутником христианства в Средние века был рыцарский эпос, в котором также заметна антипатия к лесу. Воображаемый homo silvester, «дикий лесной человек», изображен противником рыцаря в бесчисленных произведениях искусства, он свирепо и страстно бросает вызов своему цивилизованному сопернику, он «ест сырым мясо и рыбу» [344] и соревнуется в овладении землями и женщинами. У всех цивилизаций, уничтожавших леса, были такие привидения. Энкиду, волосатый спутник Гильгамеша, побуждает его сразиться с еще более волосатым чудовищем за обладание лесом в Ливане [345] . Мохнатые лесные люди — распространенные персонажи китайских страшных рассказов и фантазий. Слово «органгутан» на малайском означает «лесной человек». Чжоу Дагуань сообщает о том, что жители Ангкора боятся человекоподобных жителей леса (см. ниже, с. 240). В зале для приемов султана Альгамбры изображен лесной человек. На границах большинства цивилизаций непокорные жители лесов служили источником представлений о зверском поведении лесных людей. В христианском мире, который в Средние века успешно приручил лесных обитателей, даже дикие люди в воображении художников могли становиться более цивилизованными. Они стали геральдическими поддерживающими фигурами в бесчисленных рыцарских гербах и даже украшениями дверных проемов в доминиканском колледже в Вальядолиде. На баварской картине XV века женщина учит одного из таких лесных людей играть в шахматы [346] .

343

P. Marrasini, ed., II Gadla Yemrehane Krestos: introduzione_f testo critico, traduzione (Naples, 1995), pp. 85–86.

344

M. Letts, ed., Mandeville's Travels, 2 vols (London, 1953), vol. I, ch. 22; M. Seymour, ed., Mandeville's Travels (London, 1968) p. 156.

345

J. D. Hughes, Ecology in Ancient Civilizations (Albuquerque, 1975), p. 33.

346

R. Bemheimer, The Wild Man in the Middle Ages (New York, 1967); T. Husband, ed., The Medieval Wild Man (New York, 1980), pp. 70, 87.