Цивилизация классического ислама

Сурдель Доминик

Согласно самому тексту, вазир «приказал собрать во всех помещениях, коридорах и переходах дворца людей в полном вооружении, устлать все коврами и украсить. Он лично наблюдал за исполнением, не упуская ни одной мелочи. Количество развешенных занавесей из расписанного золотом шелка, представлявших фонтаны, фигуры верблюдов, слонов и хищных зверей, составляло, согласно записке, подготовленной начальником ковровой кладовой, 38 000. Количество расшитых покровов с мотивами художественной каллиграфии доходило до 12 500 .Было 25 500 штук больших шелковых занавесей из Китая, Армении и Васита, расписных драпировок, расшитых занавесов из Дабика и еще другого рода. Драпировки, помеченные именами халифов ал-Мамуна, ал-Мутасиба, ал-Васика, ал-Мутаваккила, ал-Мутазза и ал-Муктафи, были в количестве 8 000; остальные — с именами других суверенов. Что касается больших и малых ковров, их было расстелено 22 000 штук […], размещенных во всех переходах и во всех дворах, попираемых ногами военачальников и послов византийского императора от новых публичных ворот до зала халифских приемов, не считая тех, что находились в апартаментах и на престолах. Кроме того, была приготовлена сотня диванов с принадлежностями из рисованного плотного шелка и необходимых ковров. Повсюду были каналы с проточной водой. Было выставлено все наличное добро казны:

золото, серебро, драгоценные камни, жемчуг и ценные поделки из тикового дерева».

Затем византийские посланцы, размещенные в Багдаде за счет халифа в правительственном особняке, именуемом «дворец Саида», а в день торжественного приема проделавшие весь путь до халифского дворца вдоль строя конных гвардейцев, начали экскурсию внутри дворца, который призван был ослеплять их на каждом шагу. Войдя через большие публичные ворота в Большую конюшню с портиками, поддерживаемыми мраморными колоннами, проследовали там между двумя барьерами: «с одной стороны — 500 лошадей с соответствующим количеством серебряных и золотых седел разного сорта и без попон; с другой — 500 лошадей с соответствующим количеством чепраков из расписного шелка и покрывал». Затем их провели «переходами и коридорами до загона для диких животных, где имелись все виды животных, которые приучены были не пугаться, приближались к людям, обнюхивали их и ели с рук. Затем их провели ко дворцу, где было четыре слона […] и два жирафа, которые напугали послов. Затем их повели к строению, где содержалась сотня хищных и свирепых зверей: по 50 в правом и левом ряду, каждый зверь удерживался укротителем и был закован в железные цепи. Затем их проводили к новому дворцу — павильону в окружении садов, посреди которого, как ртуть, прекраснее шлифованного серебра блистал бассейн, длина которого была 30 локтей; напротив этого сада простирался другой, где росло 400 финиковых пальм […], окруженных высокими цитронами, сплошь увешанными плодами. Затем их ввели во дворец, именуемый „Рай”, где оказались диковины и многоцветные расписные ткани в таком количестве, что их невозможно было перечесть, тогда как в коридорах были развешены 5 000 позолоченных доспехов. Затем их провели по длинному, более 300 локтей, переходу, по сторонам которого хранились 10 000 щитов, металлических шлемов, кольчуг, панцирей, украшенных колчанов и луков: около 2 000 черных евнухов были расставлены справа и слева. Затем их провели, после обозрения 13-го дворца, во двор, именуемый „Девяностым”, где имелось большое количество слуг, облаченных в полные доспехи и лучшие одежды, которые держали в руках разное оружие и топоры […]. Затем их ввели в здание, называемое „Беседка спасения”, где имелось, как и во всех других беседках, большое число рабов, подающих шербет, напитки, фруктовые соки. Послов отместа, где они ступили ногой на землю, сопровождали евнухи, которые несли охлажденные напитки. Им пришлось присесть в семи местах для отдыха и освежения — пораженным и ошеломленным всем тем, что находилось во дворах, переходах, жилых комнатах и сокровищницах, заметившим на своем пути большое число воинов в красивых одеждах и полном вооружении».

Кульминационный пункт их визита был определен церемониалом халифской аудиенции в еще более пышном месте, — и они оказались перед лицом самого ал-Муктадира, после того как прошли последнюю серию дворов и переходов, принадлежавших дворцу, именуемому Дворцом короны, в котором тогда обитал сам суверен и который выходил на Тигр. Там владелец всех этих богатств, «облаченный в шитые золотом одежды из шелка, называемого дабики,восседал на сарире,покрытом той же тканью, на нем была длинная черная мантия, а также „длинный” колпак. Справа от сарира было подвешено девять ожерелий с правильной формы бусинками и слева девять других, состоящих из больших и крупных драгоценных камней, свет которых превосходил сияние солнца и дневной свет. Гвардейцы все занимали места соответственно их достоинству. Вазир […] находился рядом с халифом, тогда как главный евнух и прочие низшие евнухи стояли справа и слева от него». Тут два посла поцеловали землю и приветствовали халифа. Они придерживались места, указанного им великим камергером, когда хитроумное устройство привел в действие один из механизмов, которые считались чудом эпохи. По приказу ал-Муктадира действительно можно было наблюдать, как «из земли постепенно выросло дерево, которое заполнило купол и излило струи розовой и мускусной воды, в то время как на его ветвях распевали механические птицы».

Закончиться визит должен был в зале, расположенном в наиболее отдаленной части резиденции халифа и его двора, где под грандиозным куполом перед осевой перспективой широко открытого айвана восседал сам суверен. Роль купола в исламских дворцах Ирака известна. Той же функциональной торжественности служили конструкции типа айванов с их большими дугообразными, выложенными из кирпича арками, перекрывающими продолговатые, широко открытые наружу своей четвертой стороной комнаты, иногда сообщающиеся с одним или несколькими залами, расположенными позади. Эту модель, несомненно, задал сасанидский дворец в Ктесифоне, который, даже основательно разрушенный, долгое время возбуждал зависть аббасидских халифов, готовых полностью его уничтожить, если верить арабским историкам. Сохраненный прообраз в дальнейшем стал воспроизводиться с несколькими вариантами в расположении, как свидетельствуют руины. Бывало, что один или три соединенных айвана выходили во двор или, как в Джавсак-Хакани, на сады и лестницы, нисходящие к Тигру. Бывало, что четыре айвана группировались вокруг центрального купольного зала по крестообразной схеме, которая первоначально зародилась в Хорасане, в Ираке же ее появление датировать невозможно. Несомненно, первый пример можно обнаружить только во дворцах Самарры, несмотря на спорные теории, пытающиеся реконструировать по этому плану дворец ал-Мансура в Круглом городе. По-видимому, айван всегда выступал в роли парадного зала, где собирались привилегированные приближенные и восседал суверен, чтобы принимать близких и демонстрировать себя во всем своем величии. Именно там находилось сердце государевых покоев, имевших, кроме этого, менее официальные залы приема и отдыха, а также частную молельню суверена, которая поражала невиданным богатством декора, но не могла соперничать в размерах с дворцовой соборной мечетью, размещавшейся, вероятно, в поясе дворцовых укреплений. Во всяком случае айван не предполагал никаких монументальных входных ворот, даже церемониального назначения, которые ошибочно пытались разглядеть в айванах Джавсак-Хакани.

О «халифском» использовании айвана свидетельствует также рассказ ал-Шабушти о празднике, устроенном в Самарре во дворце Балкувара правящим сувереном по случаю обрезания его сына ал-Мутазза. «Когда ал-Мутаваккил решил сделать обрезание Абу Абд Аллаху ал-Мутаззу […],—рассказывает хронист, —

в айване расстелили ковер и установили для халифа посреди айвана сарир, рядом с ним расставили 4 000 инкрустированных камнями позолоченных скамей, имеющих фигуры из янтаря, амбры и камфары, одни были просто инкрустированы камнями, другие — позолочены и инкрустированы. Ал-Мутаваккил воссел на сарир и велел войти эмирам, военачальникам, близким и разного рода сановникам; когда они заняли места согласно рангу, перед ними поставили золоченые, инкрустированные различными камнями подносы с напитками. Между расставленными по обе стороны зала подносами было оставлено свободное место, где слуги из обтянутых кожей корзин разбросали золотые и серебряные монеты так, что гора монет выросла до подносов. Служители взошли на эту гору и от имени халифа приказали помощникам пить и брать после каждой чаши по три пригоршни этих монет. Как только какое-либо место оказывалось опустошено, его снова пополняли из корзин. Служители на весь зал кричали: „Эмир правоверных говорит вам: возьмите, что пожелаете”. Помощники протягивали руку, брали монеты, и когда кто-либо из них переполнял мошну, то выходил, доверял их своему слуге, а затем возвращался на место. Кроме того, каждому помощнику после полуденной молитвы было вручено три прекрасных почетных платья соответственно его рангу. По совершении послеполуденной и закатной молитв были сделаны новые раздачи; когда они прекратились, помощники получили скакунов под седлом. Затем ал-Мутаваккил освободил во имя алМутазза тысячу рабов и дал каждому из них 100 дирхамов и три платья. Во дворе дворца, напротив айвана, было 400 певиц из Убуллы, облаченных в разные одежды и держащих множество ивовых подносов, наполненных фруктами, цитронами, апельсинами — несмотря на их редкость в этот сезон, — сирийскими яблоками, лимонами, а также 5 000 букетов нарциссов и 10 000 букетов фиалок. Халиф приказал раздать певцам, дворцовым слугам и членам его дома то, что он приготовил для них, — миллион дирхамов. Кабиха, мать ал-Мутазза, велела отчеканить миллион дирхамов со следующей надписью: „Благословление Аллаха ради обрезания Абу Абд Аллаха ал-Мутазза”, которые были розданы цирюльникам, гвардейцам, воинам, дворцовым интендантам, черным и белым слугам».

Описанная таким образом часть дворца, отведенная для официальных приемов, занимала, очевидно, лишь ничтожную площадь в ансамбле зданий, дворов и садов, который в Джавсак-Хакани, например, мог раскинуться в длину более чем на полтора километра. Здесь царило многообразие и путаница: отдельные апартаменты, составлявшие покои халифа и членов его фамилии, помещения для деятельности чиновников и сановников, при этом неизменно соблюдалось характерное для стран ислама четкое разделение жилища на открытую для чужих половину и запретную зону гарема.

В доступной части несколько обособленно располагались государевы библиотеки, их посещали ученые, для них работали наиболее искусные переписчики. Их методическая организация нам известна если не по рассказам аббасидских хронистов, то по крайней мере по отголоскам, донесенным позднейшим египетским историком ал-Макризи, описавшим библиотеку фатимидских халифов в Каире, возможно более значительную, чем библиотеки Багдада и Самарры, но явно воспроизводившую некий оригинал: «Эта библиотека, — пишет он, — находилась в большом дворце и состояла из сорока комнат, хранивших колоссальное количество книг по всем предметам. Однажды, когда при халифе зашла речь о „Книге Айна” ал-Халила, государь велел принести из библиотеки тридцать экземпляров этого труда и среди прочих авторскую рукопись […]. Сама библиотека располагалась в зале бывшей больницы. Халиф прибыл туда на коне и сошел на землю перед специальным возвышением, на которое он воссел. Библиотекарь […] предстал перед государем и поднес ему замечательные своей каллиграфией кораны, а также другие требуемые книги. Если халиф желал изучить какой-либо труд, он его увозил, а затем присылал обратно. В библиотеке было множество расположенных вдоль стен зала и разделенных перегородками шкафов, каждый из них имел весьма прочную дверь, запираемую на замок и на задвижку. В них хранилось более 100 000 томов в переплете и некоторое количество свитков. Здесь можно было увидеть богословско-правовые труды различных школ, сборники преданий, трактаты по грамматике, астрономии, алхимии, хроники, частные истории большого количества правителей. Каждая книга была представлена несколькими экземплярами. Там можно было найти и незавершенные авторами труды. Лист бумаги, прикрепленный к дверце каждого шкафа, перечислял содержащиеся в нем манускрипты. Кораны помещались отдельно, в комнате над библиотекой. Там можно было встретить знаменитых каллиграфов. К библиотеке были приставлены два переписчика и двое слуг. Прежде чем уйти, халиф уделил какое-то время осмотру и затем удалился, пожертвовав смотрителю 20 динаров».

Что касается служебных и подсобных помещений дворца, которым должно было соответствовать определенное количество сооружений, то установить их предназначение исходя из планировки невозможно, но они занимали, если верить старинным свидетельствам, огромные площади. Выше мы встречались с великолепием Большой конюшни халифа ал-Муктадира в Багдаде. В сочинениях ал-Макризи или ал-Калкашанди можно найти другие описания утилитарных подсобных помещений этого рода, находящихся в пределах стен двух фатимидских дворцов в Каире, от конюшен для лошадей и верблюдов до мельниц и складов скоропортящихся продуктов, не считая многочисленных кладовых, названия которых не требуют комментариев: гардеробная, подразделявшаяся на публичную и частную; винная; поварни; кондитерские; «расходная», или кладовая для провизии; кладовая для пряностей и пахучих веществ; мебельная; кладовая украшений, благовоний и драгоценностей; седельная; палаточная; оружейная; знаменная; кладовая торжественных принадлежностей, где хранились знаки отличия и парадное оружие; наконец, «распорядительная», в задачи которой входило украшение цветами различных частей здания.

Поварни, в частности, могли быть весьма просторными, и отдельные тексты указывают, что в Каире поэтому они выносились за пределы дворца, с которым их соединял подземный переход. Именно оттуда доставлялись невиданные блюда и монументальные сладкие сооружения, бывшие особым украшением халифских беседок во время празднеств, подобных тому, что поразило путешественника Насира-и Хусрава, рассказывавшего, что блеску государева сарира соответствовали шедевры кондитеров и пирожников, выставленные напоказ, в частности «дерево, похожее на апельсиновое, у которого ветви, листья и плоды были из сахара и возле которого были расположены тысяча статуэток и фигурок — тоже из сахара».

С другой стороны, нам почти ничего неизвестно об упомянутых Насиром-и Хусравом легких «павильонах», которые, как и айваны, удостаивались быть местом собраний под председательством халифа. Тексты сообщают, что они располагались среди зелени, где было особенно приятно отдыхать. Но ни один археологический памятник не представляет нам их подлинного вида. Их можно вообразить наподобие тех беседок из дерева и фаянса, которые оживляли персидские и турецкие дворцы последующих эпох, но это всего лишь предположение.