Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса
Шрифт:
«С окончанием Наполеоновских войн Россия стала противником № 1 Великобритании… В 1820-е годы была запущена психоисторическая… программа “русофобия” [123] , которая должна была… подготовить всех западноевропейцев к… борьбе против России, кульминацией которой в XIX веке стала Крымская война – первая общезападная война против России. Её результатом стало уменьшение влияния России в Европе и некоторое укрепление позиций Франции Наполеона III [а главное – свободный доступ английских товаров на российский рынок – М.Д.], но. Россия сохранила статус одной из пяти великих…
123
При наших понятных чувствах в отношении этой программы, эффективно реализуемой и по сей день, стоит учитывать, что основные её методы были отработаны на прошлом основном противнике Англии – на Франции, особенно с использованием в качестве морального повода и психологического шока зверств подготовленной англичанами для сокрушения своего более сильного тогда противника Великой Французской революции (см. предисловие).
Однако национальный подъем в результате объединения Германии (равно как и воля немецкой аристократии к соперничеству с Англией, а самое главное – происхождение немецких капиталов, ставших основным двигателем объединения Германии, не из контролируемых Англией мировой торговли или тогда ещё слабо развитых финансовых спекуляций, а из ограбления России в ходе либеральных реформ Александра II и кромешного воровства на инициированном при нём строительстве российских железных дорог) был таков, что оно второй (после Англии) раз в истории привело к национальной консолидации масонства – тогдашней формы существования непубличной наднациональной власти, соответствующей потребности шагнувшего далеко за национальные границы и ставшего над государствами капитала.
В Германии, как было показано выше, подъем капитализма был в решающей степени обусловлен усилиями государства, что привело к консолидации национального капитала именно вокруг него, – однако не с его приватизацией и превращением в своё орудие, как в Англии, а с его использованием как самостоятельной, отделенной от бизнеса и во многом властвующей над ним (в том числе и благодаря глубокому проникновению немецкий аристократии в немецкий крупный капитал в процессе его формирования) его несущей структуры [95].
В результате в Германии второй раз в истории и впервые на национальном уровне (первыми это сделали англичане – на уровне наднациональном, всемирном) сложилась наиболее эффективная, двухконтурная система власти, объединяющая официальную институционализированную бюрократию и непубличные структуры, сильные своей гибкостью, адаптивностью и способностью к созданию и реализации стратегических проектов, ориентированных на будущее.
При этом в 1870-е годы Англия завязла в многочисленных и отнимающих её силы кризисах на Балканах, Ближнем Востоке и в Центральной Азии, в общем связанных с ослаблением Османской империи и укреплением Российской. В условиях Большой игры с Россией ресурсов для подавления Германии попросту не оставалось, – и та уверенно крепла, создавая смертельную для британцев угрозу союза с Россией. Германская и русская проблемы стали для Англии в повестку дня в период максимального расцвета Британской империи и её самоосознания – в 1880-е годы, причём решить их можно было только одновременно, стравив Германию с Россией.
Решение этой задачи облегчили экономические противоречия России, обеспечивавшей благодаря применению в 1891–1904 годах разработанного под руководством Д. И. Менделеева (и на основе созданного им межотраслевого баланса) разумного протекционизма стремительный всеобъемлющий прогресс, с Германией, со времен Александра II привыкшей рассматривать российские рынки как свою законную добычу, а саму Россию – как источник спекулятивных сверхприбылей.
Эти противоречия «заставили Россию пойти на политическое и экономическое сближение с Францией, чей финансовый капитал пошел в Россию… Франция
Одновременные утрата масонством как инструментом непубличного наднационального управления своего значения (в силу формирования его национального элемента в Германии и конфликта с ним) и уверенное возвышение США направило энергию английских элит на формирование принципиально новой системы непубличного наднационального управления на основе союза с американскими элитами, – тем более что основу финансовой системы США создавали дочерние структуры лондонского Сити (и в первую очередь Ротшильдов) прежде всего Морганы.
Создание финансово-экономического и политического англосаксонского единства должно было увенчаться формированием единого (пусть и тайного, оформленного в непубличные клубы вроде создававшихся лордом Милнером) англо-американского истеблишмента, призванного решить четырехсоставную задачу Англии:
1. Поставить под контроль лондонского Сити финансы (а значит, а всю экономику) США, создав тем самым на базе единой финансовой системы прочную хозяйственную основу англо-американского единства под контролем и с безусловным верховенством Британской империи (кстати, это явилось бы и историческим реваншем за обретение США независимости).
2. Организовать максимальную по масштабам и разрушительности войну для уничтожения (как минимум изматывания и ослабления) конкурентов – как минимум Германии и других континентальных европейских держав (после Германии в первую очередь Франции и Австро-Венгрии).
3. Захватить ресурсы России, как минимум существенно и надолго ослабив, а в идеале полностью уничтожив и раздробив её.
4. Установить мировое господство англосаксов как высшей расы при помощи создания ими мирового правительства. При этом расовое господство англосаксов должно было управляться именно британским правящим классом и служить средством реализации его социально-политических, культурных и идейно-интеллектуальных традиций.
Стоит отметить, что «доктринарасизма была детально разработана во второй половине XIX [причём в основном именно в конце века – М.Д.] – начале XX веков» именно для полноценного осознания и достижения четвертой цели – именно в Великобритании, а не в Германии, позднее реализовавшей британские наработки на практике» [95].
Благодаря изложенному немецкое государство, порожденное Англией в качестве её в тактическом плане антифранцузского, а в стратегическом плане – антироссийского проекта, относилось к ней с точно подмеченной современниками «любовью-ненавистью», – в то самое время, когда английская элита цинично и холодно воспринимала Германию как созданный ею эффективный и полезный инструмент, вышедший из полного повиновения и потому в стратегической перспективе (после, а лучше прямо в ходе использования против России) подлежащий уничтожению.
В силу изложенного политика Вильгельма II исходила из всемерного старательного подражания Британии во всём, что только возможно [124] , а популярная в Германии того времени книга «Англия как воспитатель» безыскусно констатировала: «Ни один народ столь непрерывно не преуспевал, как английский. Нам бы поучиться у него» [189; s. 327]. В целом Британская империя пользовалась настолько высоким авторитетом, что одна лишь ссылка на её пример оказывалась достаточной для изменения немецкого общественного мнения [80].
124
Не стоит забывать и сугубо человеческого аспекта – Вильгельм II (как и английский король во время Первой мировой войны Георг V, и жена Николая II) был внуком королевы Виктории, на правление которой пришлась почти половина его правления (с 1888-го по 1918 годы; Виктория умерла в 1901 году).