Цивилизация Просвещения
Шрифт:
Вершина достигнута. Европа равнодушна, что тоже нормально. До такой степени все в творчестве Баха — блестящий результат беспримерных совместных усилий на протяжении пяти веков культуры. Не будем преувеличивать. Нельзя сказать, что при жизни он был неизвестен, просто он был признан как один из лучших. Так, например, в 1747 году ему, мастеру клавесина и органа, воздает почести король Пруссии, молодой Фридрих, философ и флейтист на троне: почти как коллега коллеге, как любитель — виртуозу. Надо быть специалистом, чтобы корректно оценить это творчество, в котором нам хотелось бы видеть справедливое вознаграждение коллективного усилия во имя всеобщего образования целого народа, разумного уважения к традиции и стремления сделать богослужение приятным Богу за счет утонченных упражнений ума, ловкости и чуткости, которые развиваются и оттачиваются каждодневным трудом и практикой. Вот что говорит Норбер Дюфурк. Вот искусство фуги: «…органист. Это архитектор. Это виртуоз. Архитектор — это тот, кто стремится использовать в своем творчестве те звуковые планы, которые предоставляет ему инструмент… Объединяя два или три звуковых плана, можно достигнуть звучности того или иного фрагмента… Орган — не только инструмент архитектуры. Он также и инструмент мастерства». И заметьте, в
Возьмем хорал, важнейшую часть лютеранской литургии. Их найдено сто шестьдесят — но сколько же других утрачено! Хорал — это слияние с традицией, погружение в веками формировавшуюся общую музыкальную молитву. Здесь художник может лишь вышивать по канве, которую дает ему традиция. Все формы, одна за другой, проходят в этом бесконечном реестре, от гармонического хорала, с его контрапунктами и ритмами, с каноном, трио, фугами, фигурами, до хорала приукрашенного, изощренного. Создавая свои хоралы, Бах, хранитель традиции, хотел передать ее, обогатив, своим детям и ученикам: «…хоралы из „Органной тетради” и из JDogme” созданы с двойным намерением… посвятить детей в это суровое искусство парафразы. Но он в то же время желал сопровождать и пояснять… главные праздники года, выразить в музыке наставление». И в этом, несомненно, одно из объяснений упадка, наступившего после 1750 года в искусстве, кульминация которого — звуки Баха в соборе: общая вера, которая лежит в его основе, ослабевая, лишает души, основы, полета это великое искусство, последнюю вершину христианских времен в эпоху Просвещения.
Бах стал архаичен еще при жизни. В последние десятилетия века клавесин отступает перед пианофорте, скрипка, которую аристократическая Франция презирает, считая, что этот народный инструмент годится лишь для деревенских плясок на приходском празднике, занимает достойное ее положение. Одним словом, инструментальная гамма обновляется и расширяется. Но замены происходят постепенно. Клавесин не сдается до 1770—1780-х годов, тогда же и виола дает последнюю битву против виолончели. «Скромность, нежность, немного стесненная звучностью; у виолы остаются приверженцы и в середине XVIII века» (Марк Пиншерль). Юбер Ле Блан в 1740 году публикует текст, в названии которого все сказано: «В защиту басовой виолы». Франция долго презирала скрипку, а Италия очень скоро высоко оценила ее достоинства. В результате группы французских скрипачей предлагают свои услуги за границей, где они, кстати, весьма востребованы. «Взрыв звучности», который определенное общественное недоверие до 1750-х годов не допускает в салоны. Поворот к чувствительности, который возвещает война буффонов, сопровождается приятием и продвижением скрипок и, что еще важнее, запоздалой победой виолончели. Попытки удержать виолу анекдотичны. Война буффонов, признание скрипки, которая так прекрасно передает душевную тревогу и поток страстей — а виолончель и того лучше, — призваны соединить новую чувствительность середины века с предромантизмом, который все продолжает прятаться в панцирь античных форм.
В новом веке — на вершине или в конце эпохи Просвещения — царит Моцарт, Моцарт, который, в конце концов, вне времени. Говоря проще, между 1750 и 1770-ми годами мы наблюдаем решительное смещение центра тяжести музыкальной Европы. До 1750 года в ней господствовали маленькие дворы, с их канторами, школьными учителями и капельмейстерами средней Германии — лютеранской или тяготеющей к католичеству, от Ганновера, Тюрингии, Эссена и Саксонии до Силезии. Глюк, Гайдн, Моцарт — это реванш средиземноморской эстетики. К концу эпохи Просвещения в европейской музыке тон задает католическая Германия, альпийская, в венском вкусе, с итальянским налетом, итальянизированная. Вольфганг Амадей Моцарт родился в Зальцбурге 21 января 1756 года в среде, которая еще в большей степени, чем в случае с Бахом, была целиком проникнута музыкой. С шести лет до двадцати одного года он написал половину своих произведений, а он — один из плодовитейших композиторов. Вся его жизнь в эти годы проходит в дороге по Европе, вокруг Австрии, от площади к площади, от двора ко двору, из города в город. С 1769 по 1771 год — Венеция, Турин, Милан и Неаполь. Зальцбургская и венская Германия решительно итальянизирована. В 1771 году он поспешно возвращается в Зальцбург из-за болезни архиепископа фон Шраттенбаха. Юный Моцарт играет на органе на его похоронах; новый архиепископ, центральная фигура в обществе, назначает его своим концертмейстером. Из Зальцбурга он по-прежнему выезжает в Милан, Верону, Вену, Мюнхен, по всей итальянизированной Германии. К этому периоду относится «Концерт ми-бемоль» для фортепиано (обратим внимание на появление нового инструмента). В 1771-м ему двадцать один год, он едет в Мангейм и Париж — это путешествие сыграло важную роль в его жизни. В Мангейме происходят две судьбоносные встречи: «со знаменитым оркестром, который сыграл важную роль в становлении классицистического стиля в симфонической музыке» и с Алоизой и Констанцей Вебер; жениться на Алоизе ему не удалось, пришлось довольствоваться Констанцей. Его «Месса до-минор» покоряет Европу: Версаль, Страсбург… Предложений все больше. 1777–1778 — романтический натиск Sturm und Drang; в 1781 году— разрыв с Зальцбургом. Это важная дата для социальной истории музыки. Такое случается впервые: не принятый ни при одном дворе, лишенный места органиста, Моцарт «живет в Вене как независимый автор, продолжает ездить по Европе как правило для того, чтобы поставить одну из своих опер или сыграть одно из своих произведений». Ведь хотя со времен Баха и пройден огромный путь, композиторское искусство по-прежнему тесно связано с исполнительским. «Похищение из сераля» и «Хаффнер-симфония» (1782) отмечают период шедевров… вплоть до «Фантазии фа-минор» и «Волшебной флейты». Пятого декабря 1791 года Моцарт умирает в полунищете, которая так контрастировала с его триумфами прошлых лет; Европа Просвещения прекратила свое существование накануне суровых испытаний вместе со своим последним, самым блистательным из сыновей.
Глава 8
ЭСТЕТИКА ПРОСВЕЩЕНИЯ. ЦВЕТ, ФОРМЫ, ОБСТАНОВКА ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ
Благодаря всеобщей грамотности, Германия эпохи Просвещения сумела создать империю музыки, которая до сих пор питает мировую цивилизацию, порожденную обширной
92
Per capita — на душу населения (лат.).
Связь между экономической и социальной стороной жизни еще ощутимее в том, что касается пластических искусств, и прежде всего архитектуры. В музыке — если не брать орган и оперу (последняя относится к театральному искусству) — ценится ее способность давать отдых, позволить отвлечься от повседневных трудностей материальной жизни. Исполнительское искусство в Европе Просвещения связано с гигантским рывком: вчетверо вырастает число тех, кто играет с листа, и вдвое — тех, кто умеет читать по нотам.
Пластические искусства все значительнее входят в социальную и, прежде всего, в экономическую сферу жизни, подвижность внутри структуры становится более заметной, особенно в области архитектуры. Шансы архитектуры связаны не очень жестко с объемом строительства. С конца XVII до конца XVIII века население Европы выросло вдвое, а в городах — втрое, а где-то и вчетверо. Рост беспрецедентный, но при этом управляемый: у нас есть нормы проживания в городских домах в XVIII веке. Эти подсчеты сделаны на материале Нормандии и охватывают не только Руан, но и такой маленький город, как Кутанс; в Кутансе, в частности, на одну комнату редко приходится более одного жителя. Лишь в 45 % случаев количество проживающих превышает количество комнат, а перенаселенные дома — правда, в разумных пределах, что характерно для Кутанса, — не превышают 20 %. Города-спруты появляются в XIX веке. В век Просвещения, в отличие от предшествующих или последующих эпох, не ютятся в погребах или на чердаках. В XVIII веке в городах выстроено почти втрое больше, чем в предшествующие столетия. Вся история архитектуры XVIII века объясняется этими предварительными расчетами.
Строительные техники эволюционировали не слишком заметно; немного выросла продуктивность, главным образом благодаря росту качества. Стереотомия [93] при строительстве престижных зданий достигает совершенства. Таковы пониженные своды аббатства Сент-Этьен в Кане или лестница ратуши в Руане; архиепископства Тура и Бордо — шедевры точности. Это техническое совершенство при уверенности в том, что найдется достаточное количество ремесленников, чтобы без погрешностей выполнить задание подрядчика, хорошо известно теоретикам строительного искусства. Патт, к которому постоянно обращаются, с гордостью обращает внимание читателя на красоту массивной каменной кладки замечательного памятника — церкви Св. Женевьевы. Столь качественное техническое исполнение дает архитектору уверенность в том, что ему удастся воплотить самую замысловатую фантазию. Без этой ремесленной инфраструктуры, без корпуса ремесленников, прошедших суровую школу подмастерьев для работы в городе — что так напоминает всеобщее музыкальное воспитание среди простонародья в Тюрингии, Лаузице и Саксонии, — были бы немыслимы ни колоссальное гипербарокко в Германии, ни рокайльные интерьеры во Франции и Центральной Европе. Это техническое совершенство, достигнутое многовековым опытом использования средств и методов, связано с экономической обстановкой и ростом спроса. Городской массив вырастает втрое, и этим все сказано. Крестьянский дом строится в полном согласии с традицией; на время строительства крестьяне бросают земледелие; городское строительство — дело более сложное, которым занимаются несколько сложных объединений, лабораторий прогресса и качества. Благодаря росту спроса, относительно снижаются цены или, во всяком случае, их верхний предел (например, дом священника — строение сельское, но значительное). Технические возможности в целом расширяются. Множитель Просвещения проявляется в урбанизме, в архитектуре.
93
Стереотомия — строительство из камня, искусство обрабатывать крупные каменные блоки.
Основополагающий фактор в 1680—1720-е годы связан со взрывом религиозного барокко, с итальянским влиянием, с бескрайним творческим пространством альпийской Германии и придунайской Европы. С одной стороны, Австрия, а значит, католическая Германия, Италия, Испания, и с другой — Франция, Англия, протестантская северная Германия. С одной стороны, империя немецкого барокко, духовного подъема, искусство архитектурной фуги, музыкальный контрапункт в камне, во славу Deus absconditus, которого католическая реформа сделала доступным в таинстве евхаристии, а с другой, несмотря ни на что, остается европейская мысль Просвещения, светское искусство на службе чувств, на службе земной жизни; эсхатологические ожидания первое время, на стадии формирования этики, уживаются здесь с рационалистической и прагматической философией. Затраты слишком обременительны, усилия слишком велики и долги, строительство затягивается на век и более — в традиционном обществе, в условиях традиционной экономики все это требует от архитектуры быстрой эволюции. Несмотря ни на что, путь преемственности ведет во Францию и в Англию. В конце XVII века определяющую роль играли королевский заказ и сильная личность Жюля Ардуэна-Мансара — отсюда искушение (которому поддались искусствоведы прошлых лет) считать 1708 год, год смерти архитектора Великого Короля, отправной точкой новой эпохи.
На самом деле такое представление ошибочно. Как минимум, по трем причинам: поскольку архитектурные ансамбли 1665—1690-х годов со своей массивностью и своим величием, которые во Франции и Европе ассоциируются с царствованием Людовика XIV, простоят весь век Просвещения; поскольку по всей северной Германии от двора ко двору распространяются подражания Ардуэну-Мансару; поскольку семейные связи и преемственность мастерской Ардуэна-Мансара, который один стоит многих, позволяют его традиции просуществовать почти всю первую половину XVIII века.