Цивилизация Просвещения
Шрифт:
Между тем монархия никогда не пренебрегала Парижем и трудилась совместно с городским муниципалитетом. Среди великих прево вслед за Пеллетье (1668–1676) можно упомянуть Трюдена (1716–1720) и Тюрго (1729–1740), отца великого Тюрго. Обеспечение работы полиции, а главное, безопасности городского пространства требовало, чтобы ответственность принял на себя король. Должность лейтенанта полиции была учреждена в 1667 году для Никола де Ла Рени, занимавшего ее в течение тридцати лет. Будучи связанным с Королевским домом, префект полиции мало-помалу заменил в роли городского головы прево представителя торговцев. Но еще большим Париж в XVIII веке был обязан частному предпринимательству и еще большим — спекуляции земельными участками.
Вал Людовика XIII был лишь мимолетным эпизодом. Перенос оборонительных линий на границы благодаря железному поясу Вобана дал Людовику XIV возможность в 1670 году отказаться от этого стесняющего мифа. Людовик XIV санкционировал превращение укреплений — от порта Сен-Дени до Бастилии — в бульвары. Строительство ворот начиная с 1670 года, Сент-Антуан,
В XVII веке в Париже внутри вала Людовика XIII соседствовали возделанные свободные пространства и невероятные нагромождения домов между слишком узкими просветами улочек. В XVIII веке труды по благоустройству способствовали некоторому выравниванию: свободные пространства исчезли, но вместе с ними исчезли и наиболее ветхие постройки. Положение от 1783 года, продиктованное заботой о воздухе и свете, регламентировало минимальную ширину новых улиц (30 футов) и максимальную высоту фасадов домов (60 футов). Но наследие XVIII века — это еще и новые кварталы: шоссе д’Антен, предместье Монмартр и др. Выделяются все новые участки для застройки (Шуазелем, герцогом Орлеанским…). «За тридцать лет, — писал Мерсье в 1788 году, — в Париже возведено 10 тыс. новых домов; каменщики перестроили треть Парижа;, все спекулировали на земельных участках; вызывали полки из Лимузена». Важным элементом эстетики XVIII века была площадь — см. Королевские площади. Выход за пределы старого городского пространства способствовал появлению площадей с воротами. Пространство веером сходится к воротам; моделью служил Рим. После того как проект Алеома на востоке (XVII век) не удался, площадь Людовика XV — в том виде, который ей в конце концов придал Габриэль, — представляет собой промежуточный вариант: это королевская площадь по наличию статуи и площадь с воротами по топографии.
Суфло осуществил перед колоннадой Лувра свой проект дворцовой площади. Работа по расчистке ведется и перед церквями: площади у паперти. А поскольку для расчистки, по счастью, хорош любой предлог, в конце века появляются и театральные площади: площадь театра «Одеон» (1782) напротив памятника Пейре и Вайи, возведенного в 1779–1782 годах. Пусть и менее щедро, чем в Лондоне, расширившееся пространство Парижа также украшается променадами и садами. В числе закрытых садов — Пале-Рояль, начатый архитектором Луи по инициативе герцога Орлеанского в 1780 году в духе успешных проектов XVII века (Люксембургский сад и Королевский сад). Особенность Парижа по сравнению с Лондоном: наряду с садами — засаженные деревьями пространства, закрытые для движения, и большие улицы для гуляний. Инициатором их создания был Людовик XIV, превративший укрепления в бульвары. XVIII век подхватил почин. Д’Антен продолжил труды Ле Нотра от Круглой площади (выстроенной в 1670 году) до холма Звезды (1724), а Мариньи — до самых ворот Нейи (1770–1772).
В 1788 году начинается обустройство линии Генеральных откупщиков. Урбанизация столицы, ее обустройство все больше и больше становится государственным делом: Королевская академия архитектуры (еще со времен Кольбера), корпус, а позже Школа путей сообщения с 1715 и 1741 годов соответственно, топографическая служба (план упорядочения Вернике) с 1785 года осуществляют контроль, а затем и планирование. Как мы видели, XVIII век построил, быть может, больше других. Не только дома и отели (Субиз, Роан, Бирон, Бурбон, Матиньон…), но и школы. К этому времени относятся Военная школа (Габриель, 1752–1769), Монетный двор (Антуан, 1768–1775), театр «Одеон» (Вайи и Пейре), Школа хирургии (Гондуэн, 1769–1785), Школа права (Суфло, 1771). Такое архитектурное изобилие свидетельствует о концентрации богатств. В гораздо меньшем масштабе Париж сыграл во Франции XVIII века ту же роль локомотива, которая отдаленно напоминает роль Лондона в преобразовании английской экономики и английского общества.
Парламент
(Парламентская оппозиция во Франции XVIII века) Абсолютная монархия во Франции была в первую очередь административной монархией.
Король (читай: государство) был одновременно коллективным ведомством, численность которого по состоянию на 1665 год, т. е. в начале деятельности кабинета Кольбера, Ролан Мунье в своей недавней работе (Le Соп-seil du roi de Louis XII a la Revolution, P.U.F., Paris, 1970) благодаря документу под названием «Общая оценка значимости и текущей стоимости всех служб королевства с таблицами и расчетами, сделанными для каждого из главных управлений по данным протоколов и завизированными их превосходительствами казначеями Франции» смог дать весьма точные цифры: «46 047 королевских чиновников, включая 8648 юристов, 4 968 сотрудников финансового ведомства, 4245 кассиров и их контролеров, 27 327 судейских чиновников (приставов, сержантов, нотариусов), 1059 доманиальных чиновников и полицейских…». В XVIII веке опору государства составляли около 60 тыс. чиновников. Отсюда важное значение парижского парламента как вершины чиновничьей пирамиды, отсюда и важное значение парламентской оппозиции (см. Jean Egret, Louis XV et Vopposition parlementaire, 1715–1774, A. Colin,Paris, 1970). Право ремонтрации, традиционное для XVI–XVII веков, в царствование Людовика XIV было фактически упразднено.
Постановление от 24 февраля 1673 года предписывало независимым судам без промедления утверждать все королевские
Некоторые провинциальные парламенты из числа наиболее значимых — в Тулузе, Ренне, Руане, Метце, Бордо — насчитывают около 100 членов, средние суды — 60–70, маленькие — 20–30. Компетенция Парижского парламента охватывает треть королевства. Париж, Безансон, Дуэ, Гренобль дают дворянство первой степени, прочие парламенты приносят лишь промежуточную знатность. Правда, как показал Ф. Блюш, в XVIII веке эта привилегия во многом утратила привлекательность: 80 % тех, кто достиг этого высшего ранга, уже были потомственными или жалованными дворянами. Эта новая структура способствует постоянному обесцениванию судебных должностей. В Париже должность советника, в 1715 году стоившая 100 тыс. ливров, в 1751-м, несмотря на девальвацию ливра и начавшееся повышение цен, стоила не больше 34 тыс. Первый конфликт, вызвавший противостояние независимых судов власти министров и советов, был связан с утверждением послания Unigenitus («Единородный»). Булла Unigenitus, подписанная Климентом XIII сентября 1713 года по настоянию Людовика XIV, стремящегося покончить с янсенистской оппозицией в кругах дворянства мантии, осуждала сто одно положение, содержащееся в книге, на протяжении сорока лет питавшей набожность просвещенного среднего класса: «Моральных размышлениях о Новом Завете» ораторианца отца Паскье Кенеля. Парламентские круги из страха подчинились. Послание, дополненное общим пастырским наставлением, составленным комиссией французских прелатов, было принято усеченным съездом епископов (40 голосами против 9), проводившимся с 16 октября 1713 года по 5 февраля 1714-го.
Парижский парламент, из страха и в соответствии со специальным рескриптом короля, утвердил его 15 февраля 1715 года. Это вынужденное одобрение на теологических факультетах, в среде низшего клира, черного духовенства, значительной части судейского сословия было принято нехотя. Борьба против буллы составляет один из наиболее примечательных эпизодов реакции эпохи регентства. Сопротивление началось после смерти «короля-солнца» (1 сентября 1715 года) и достигло апогея 5 марта 1717 года в обращении четырех епископов к папе, плохо осведомленном о грядущем соборе. В войне обращений и ходатайств, сыпавшихся градом с 1717 по 1720 год, и следовавших из Рима отлучений в адрес апеллянтов парламентские круги внешне сохраняли нейтралитет. Но только внешне. Конечно, они были обеспокоены ришеризмом наиболее радикальных представителей низшего духовенства, но в целом ставили палки в колеса Риму и лояльным к нему епископам. «Многие парламенты не колеблясь осуждали послания чересчур преданных Риму прелатов». Практически везде, где разгорался конфликт между лоялистски настроенным епископом и протестующим средним звеном церковников, парламент вставал на сторону против епископа, читай: против Рима и покойного короля. Регент, стремившийся к миру, путем соглашения между епископами и обеими сторонами выработал специальную доктрину, которая уточняла смысл подвергнутых осуждению положений и могла быть приемлемой для умеренного крыла обоих враждующих лагерей. Королевское постановление от 4 августа 1720 года предписывает исполнение папской буллы с учетом комментариев 1714 и 1720 годов.
Вокруг утверждения этой новой формулы мира разыгрывается длительная борьба. В Париже ее возглавил советник — сотрудник большой палаты — Рене Пюсель. Из парижского парламента 4 декабря 1720 года удалось выбить лишь ограниченное и неискреннее одобрение. После смерти регента за этот труд Пенелопы принимается Флери. Постановление от 24 марта 1730 года вновь, на этот раз более решительно, провозглашает принятие буллы Unigenitus в качестве закона церкви и государства. Новое сражение, долгое, кровопролитное и изнурительное. Сопротивление проянсенистски настроенной парламентской оппозиции в различных формах продолжается до середины века. В это время конфликт приобретает крайнюю остроту в связи с делом о таинствах. В 1746 году архиепископом Парижским становится Кристоф де Бомон. При его служении с 1749 года множится число отказов в совершении таинств для видных янсенистов. Известно, какие тяжелые гражданские последствия могло повлечь за собой такое решение. Таким образом, парламентская борьба, поддержанная партией философов, незаметно и более или менее осознанно переходит из чисто богословской сферы в сферу защиты личных свобод. После ряда отказов, жертвами которых становятся несколько видных янсенистов — представителей парижского судейского сословия, — парламент, стоящий на страже интересов своих членов и законности, переходит в наступление посредством ремонтраций 4 марта 1751 года. В течение 1751 года учащаются столкновения между архиепископом Кристофом де Бомоном и канцлером Ламуаньоном с одной стороны и большинством парижского парламента — с другой, вплоть до карательных королевских указов от 28 ноября 1751 года.